И он опять ее возненавидел.
Она поужинала, выкурила сигарету и встала из-за столика. Поручик X. вышел вслед за ней. Теперь она не взяла такси, а пошла пешком по многолюдной улице. Но и в этой шумной разноязычной толпе она оставалась такой же одинокой, такой же чужой людям, музыке, радости. Он следил за ней издали, стараясь не упустить из виду ее табачный жакет. Какое благородство, какая гармония в мягких движениях этого изящного тела, этих хрупких плеч!.. Она посмотрела на свои часики и ускорила шаг. Потом вдруг свернула в поперечную улицу, которая вела к набережной. Здесь было темнее и меньше прохожих. Некоторое время она шла по ней, потом свернула в аллею какого-то сада. Поручик X. последовал за ней и туда. Теперь он сознавал только одно: обстоятельства позволяют ему осуществить свой план гораздо легче, чем он предполагал, настолько легко, что он ощутил даже некоторую неловкость. Очевидно, у нее было свидание. Где и с кем? Неужели это его интересует? Он улыбнулся с горькой решимостью: может быть, то, что он готовился совершить, спасет жизнь и совесть какому-нибудь французу в военном мундире. Она свернула в боковую аллею, совсем пустую. Судя по направлению, эта аллея вела к причалу для маленьких пароходиков, снующих по Сене. Поручик X. пошел быстрее. Расстояние между ним и немкой сокращалось. Она услышала его шаги и оглянулась, но лицо поручика было в тени, и она его не узнала. Еще полминуты, еще двадцать секунд, и его маленький, револьвер особого устройства глухими, почти бесшумными выстрелами свалит ее на песок. Он подходил к ней все ближе, ближе… Теперь их разделяло всего несколько метров. Рука его медленно поднялась и направила дуло ей в затылок… И вдруг опустилась. Ему показалось, "что в эту минуту не было ничего отвратительней, ничего недостойней офицера, чем послать пулю в спину этой хрупкой женщине. Но в его столь неожиданном и внезапном отказе от своего намерения не было никакого отступления от долга, никаких колебаний. Он просто отступил так, как отступил бы перед физической преградой, помешавшей ему достичь своей цели немедля. Если немка должна умереть, а он по моральным соображениям не мог стать ее палачом, эту миссию обязан был взять на себя кто-то другой. Он тут же выработал новый план.
Пока изящная фигура женщины, которую он хотел убить, отдалялась в полумраке, он устало опустился на скамью и закурил сигарету. Несомненно, немка не ускользнула из его рук. Он имеет возможность следить за ней, открыть ее соучастников в Париже. Этим он нанесет такой вред противнику, которого не восполнят никакие сведения. Он выкурил еще несколько сигарет, обдумывая во всех подробностях план действий на следующий день. Потом поднялся со скамьи и пошел в том направлении, где исчезла шпионка. Острая боль, та самая, севастопольская, терзала все его существо. Ему захотелось поскорей добраться до набережной, пройтись вдоль Сены, окунуться с головой в ночные развлечения Парижа. Как горек порыв к новым наслаждениям, которые должны были заглушить воспоминания о прежних!.. Но он сразу вернулся в отель, и его всю ночь мучили кошмары. Ему мерещился взвод французских гусар с карабинами, прижатыми к груди, и зловещий продолжительный бой барабанов…
Потом перед ним вставало бледно-золотистое лицо шпионки с обострившимися чертами и сжатым ртом. А ее зеленые глаза были такими пустыми и остекленевшими, какими он не видел их никогда.
На другой день поручик X. с утра отправился к одному французскому капитану, с которым встречался в Петербурге. Они оба участвовали в конных состязаниях. Француз встретил его с радостным изумлением. У них оказались общие приятные воспоминания о Петербурге. Они вспоминали опасные эпизоды на скачках, знакомых женщин, комичные случаи и смеялись, как дети, хотя смех поручика X. был не слишком жизнерадостным. За завтраком он рассказал французу, какой повод привел его к нему. Лицо капитана сразу стало напряженным, серьезным. Они тотчас взяли такси и отправились в военное министерство. Француз представил поручика X. нескольким молодым офицерам, потом более солидным и, наконец, одному щуплому полковнику с моноклем и белоснежной шевелюрой. Этот полковник сидел за огромным бюро в роскошном кабинете, его старческие руки с тщательно сделанным маникюром были украшены бриллиантовыми перстнями. Поручик X. и ему рассказал о своих открытиях. Когда он кончил, полковник улыбнулся и вежливо сказал:
– Благодарю вас, дорогой поручик, благодарю!.. Это, естественно, было бы весьма ценной услугой. Но женщина, о которой вы говорите, уже расстреляна!.. Наши агенты арестовали ее вчера вечером…
Виктор Ефимович замолчал. Глаза его устало смотрели вдаль. Стояло полное безветрие и тишина. Море было похоже па огромное печальное озеро, засыпающее в ночи. Время от времени до нас долетал унылый всплеск совсем слабой волны.
– Вот так! – произнес внезапно Виктор Ефимович. – Ты кое о чем догадываешься?
Я кивнул, но ничего не сказал. Он поблагодарил меня взглядом. Немного погодя прозвучал его голос – осевший и сдавленный:
– Обычно шпионов зарывают как собак, в какой-нибудь яме. Так было и с ней. Но это тело!.. Ужасно, не правда ли? – И потом добавил: – Бывают мучительные ночи, когда мне кажется, что я все еще держу его в руках…