В полную же мощь обще-критическая позиция Аверченко по отношению к власти проявилась в Февральской революции.
В марте 1917 года журнал «Новый Сатирикон» опубликовал текст отречения Николая II от престола с подписью Аверченко – «Прочел с удовольствием». Употребление формулировки, которой обычно пользовались русские императоры, не только отражает критическое отношение к фигуре конкретного монарха – здесь Аверченко не был уникален, Николай II на момент своего отречения был предельно непопулярен в обществе, и даже явные «монархисты» (как Л. А. Тихомиров) если не обрадовались приходу Временного правительства, то признали его неизбежность – но и показывает отсутствие какого-либо пиетета Аверченко перед императорской властью, государственной системой, да и в целом – «старой Россией».
В апреле 1917 года Аверченко писал в очередном фельетоне:
«Около двух десятков лет правила нами, умными, свободными людьми, эта мещанская скучная чета… Кто допустил? И все молчали, терпели и даже распевали иногда во все горло “Боже царя храни”. Кто допустил это безобразие и всероссийскую насмешку над нами? Кто допустил? Ай-я-яй… Мне каким-то задним числом страшно, что Николай Александрович, сидя на троне, был не настоящим императором всея Руси, а самым обыкновенным человеком, вот таким, как мы с вами… Может быть, его идеал играть в винт по сотой, разводить в саду на даче цветочки и, приехав с дачи на службу в Петроград (он должен служить помощником столоначальника в департаменте), пойти вечером на Невский, найти там ночную фею и пригласить ее куда-нибудь на Караванную, изменить боязливо и робко своей сварливой и властной, но увядшей уже от забот и возни с детишками жене. Может быть, он – бывший царь этот – по характеру и всему складу своему – вот именно такой человек!… Позвольте! Да в чем же дело? Как же допустили этого Николая Александровича Перетыкина (не будь у него фамилия Романов – было бы что-нибудь в роде этого), как же допустили его ходить в горностаевой мантии и давать царствующим особам и послам аудиенции… И мы тоже хороши! Сосульку, тряпку принять за государственного человека!»[17].
Но с мая 1917 года общевосторженный настрой Аверченко меняется, и место карикатур с Александрой Федоровной (так, на одной обложке журнала изображалась императрица за прилавком с вывеской «“Поставщик двора им. Вильгельма II. Последние новости сезона” – предлагает представителям Германии, Австро-Венгрии, Османской империи и Болгарии некий секретный план») занимает едкое обличение «немецких агентов большевиков». С этого момента проза Аверченко так или иначе посвящена одному сюжету – категорическому неприятию большевизма.
Однако и до, и после Октябрьской революции 1917 года, пока Аверченко еще жил в Петербурге (а «Новый Сатирикон» был закрыт только в июле 1918 года), и после отъезда в Москву в сентябре 1918 года, а затем – в Харьков, Киев, Ростов, Новороссийск – он гастролирует, выступает в театрах, пишет фельетоны в местных газетах, но остается только негодующим и обличающим сторонним наблюдателем. Он не пытается стать участником процесса.
Кардинальные изменения происходят с Аверченко лишь с того момента, как в феврале 1919 года он оказывается в Севастополе.
Все исследователи творчества писателя отмечают, что с 1917 года резко меняется его стиль – «король смеха» превращается, и уже навсегда, в «горького сатирика», раздраженного и ядовитого, «черного юмориста». И меткой можно признать характеристику Ленина, назвавшего Аверченко в той самой статье в «Правде» в ноябре 1921 года «озлобленным до умопомрачения белогвардейцем».
Однако в Севастополе, в 1919–1920-х годах, с писателем – рискну предположить – происходит еще одно изменение – становится принципиально другим его мировоззрение. И именно переосмысление ценностей, несомненно, мучительное и трагическое для самого Аверченко, и ведет его, в конечном итоге, к сотрудничеству с Врангелем.
Пожалуй, уместнее всего это новое для Аверченко политическое мировоззрение определить как «государственничество». Это не тоже самое, что «ура-патриотизм», это, скорее, такой специфически севастопольский патриотизм самостояния, в котором государственничество сочетается с критикой власти и укорененностью в земле, оборона которой становится главным делом жизни.
Сотрудничество Аверченко с властью Врангеля не было пропагандой как таковой – у газеты «Юг» периодически возникали проблемы с военной цензурой, а в феврале 1920 года она и вовсе была закрыта, после чего Аверченко лично ездил в Генеральный штаб Врангеля, добиваясь (и добившись) восстановления издания, которое с марта 1920 года стало выходить под названием «Юг России».