— Дядя Саша! Дядя Федя вас зовет.
— Какой дядя Федя? — не понял Ревякин. — Говори толком.
— Это мой настоящий дядя. Во флоте служит. Он прямо оттуда к нам пришел. Вас спрашивает. Идемте скорей.
В доме Лопачуков Ревякин встретился с человеком лет тридцати, среднего роста, коренастым, с мужественным лицом.
— Познакомьтесь, — сказала Анастасия Павловна Ревякину: — Федор Федорович Волуйко, мой родственник, навестить нас пришел.
— Очень рад, — сдержанно проговорил Ревякин, с нетерпением ожидая, что скажет гость.
— Я к вам с Большой земли, — сообщил Волуйко, передавая Ревякину небольшой пакет. — Это вам от командующего флотом. Адмирал обеспокоен вашим молчанием.
Ревякин быстро распечатал письмо и, прочитав его, просветлел.
— Спасибо за заботу, у нас действительно положение неважное.
— Кое-что мне уже рассказала тетя Ната, — спокойно пояснил моряк и, глянув на ручные часы, добавил: — У нас с вами для беседы сорок пять минут. Мне нужно до рассвета выбраться из города. Меня ждут.
— Вы разве не останетесь в Севастополе?
— Нет. Я приземлился в лесу у партизан. Там и буду находиться. Должен был навестить вас дней десять назад, но из-за прочеса немцами леса задержался. Имею задание установить с вами постоянную связь. Что у вас случилось?
Волуйко с большим вниманием слушал рассказ Ревякина обо всем, что произошло в подпольной организации после гибели рации. Задавал вопросы, делал замечания. Ревякину особенно тяжело было говорить о гибели Сильникова, Акимушкина и других боевых друзей. Волуйко заметил это.
— Вы создали здесь прекрасную организацию. Областной комитет партии и командование флота ценят вашу самоотверженную борьбу. Вы и ваши друзья просто не представляете, какое значение имеет ваша работа. Мне поручено передать вам вот что. Войска 4-го Украинского фронта с Перекопа и Приморская армия из района Керчи прижимают противника к морю, а на нас, черноморцев, возложена задача — не пускать фашистов живыми из Крыма. Наши подводники, катерники и летчики, как вы в этом убедились, очевидно, неплохо выполняют это задание. Вы же организуйте свою работу так, чтобы каждый шаг, любое передвижение противника по морю и на суше без малейшего промедления становились известными командованию. Рацию и радиста я вам привез. Сможете обеспечить работу рации в городе?
Ревякин тяжело вздохнул.
— Если у вас нет надежного, хорошо законспирированного помещения, имею указание связать вас с человеком, который здесь работает по заданию разведки флота. На этого человека вы можете спокойно положиться. Он коммунист, коренной севастополец, старый моряк, хорошо известный командованию. Кличка его «Доктор». Так и будете его звать. Рация будет у него, и все материалы передавайте ему "для Любочки". Любочка — кличка нашей радистки. Она будет работать с Доктором. Только предупреждаю: кроме вас, никто из ваших подпольщиков не должен знать Доктора и Любочку, и они к вам ходить не будут.
Выполняя задание командования флота об усилении разведки, Ревякин при помощи Галины Васильевны, работавшей в морской комендатуре, устроил Горлова и Балашова в порт грузчиками. Им он поручил наблюдение за передвижением транспортных судов, переброской грузов и войск.
Сама Галина Васильевна перешла на работу уборщицей в разведотдел одной из немецких воинских частей на Лабораторной улице.
Наблюдения за вражескими кораблями в бухтах, в особенности в Южной, вели Александр Мякота и члены его группы — рабочие Анатолий Сорокин, Калинин и Нелли — смелая разведчица, диверсантка. Как специалиста, немцы часто посылали Мякоту на суда для ремонта электроизмерительных приборов и моторов. В качестве помощника он обыкновенно брал с собой Нелли, своей красотой привлекавшую внимание и симпатии неприятельских моряков. Особенно радовались ее появлению на судах румынские команды, работавшие на мелких и буксирных катерах. Охотно болтая с красивой девушкой, матросы-румыны откровенно выражали свое недовольство войной, ругали гитлеровцев и выбалтывали очень ценные для подпольщиков сведения о немецком флоте.
День памяти Владимира Ильича Ленина подпольная организация решила отметить боевыми делами.
В ход были пущены материалы, полученные Ревякиным от Волуйко.
17 января Нелли заложила самовоспламеняющееся вещество в большой катер, стоявший в Казачьей бухте. Когда на катере возник пожар, румынская команда оказалась на берегу. Пламя быстро охватило все судно, и оно сгорело.
На другой день наши летчики подбили в море немецкий танкер, шедший из Румынии в Севастополь с нефтью.
Бомбой было повреждено управление танкера и сделано несколько пробоин в корпусе. Поверхность моря вокруг судна покрылась красно-коричневым глянцем.
На помощь танкеру из Севастополя оккупанты срочно выслали аварийную бригаду из немцев и русских рабочих. В числе других Мякота направил на танкер двух своих подпольщиков, слесарей Калинина и Сорокина, снабдив их самовоспламеняющимся веществом.
Бригада провозилась целые сутки, кое-как заделала пробоины, но рулевое управление танкера ей не удалось восстановить.
Гитлеровцы вызвали буксир, а рабочих отправили обратно в Севастополь.
Пока ожидали буксир, на танкере возник пожар. Ярко вспыхнула нефть, корабль затонул. Из команды спаслись немногие.
20 января Горлов и Балашов работали на выгрузке медикаментов и перевязочных материалов с баржи. Укладывая груз на берегу, они заложили и туда самовоспламеняющееся вещество. Возник пожар. Было сожжено и испорчено более двухсот ящиков и тюков.
В ночь с 21 на 22 января Ревякин организовал вылазку в развалины. Переодевшись в немецкую форму, он, Горлов, Балашов, Анзин и Пиванов обстреляли немецкие патрули в районах Малахова кургана и Куликова поля. Ночные «прогулки» в развалины давно уже были из осторожности прекращены. Автоматные очереди по патрулям явились большой неожиданностью для гитлеровцев.
А 23 января в городе произошло событие, которое вызвало среди оккупантов новую панику.
Около двенадцати часов ночи на станцию Севастополь из Симферополя прибыл большой эшелон с боеприпасами. Эшелон был поставлен недалеко от станции и находился под сильной охраной. И вдруг в два часа ночи в вагонах начали взрываться снаряды. Зарево пожара осветило город. Снаряды рвались до шести часов утра, искалечив железнодорожные пути, депо, много паровозов и подвижного состава.
6 февраля из Симферополя в Севастополь прибыл вагон с продовольствием для снабжения немцев-железнодорожников. В этом вагоне работал грузчиком комсомолец Володя Боронаев, член симферопольской молодежной подпольной организации. Боронаев был хорошо знаком с комсомольцем Виктором Кочегаровым и его отцом. После раздачи продуктов немцам он пошел ночевать к Кочегаровым. Вечером Виктор пригласил к себе Милу Осипову, Мишу Шанько и познакомил их с Боронаевым. Засиделись за полночь. Не отрываясь, слушали комсомольцы рассказ Боронаева о работе симферопольских подпольщиков.
— 23 января у вас взлетел на воздух эшелон, — говорил им восторженно Боронаев. — Знаете, кто взорвал? Наши симферопольцы.
— Как же они это сделали? — спросила Осипова.
— Мы имеем связь с партизанами. Из леса получаем мины. Этими минами и взрываем поезда. Я и вам две штучки привез. Спрятал их у себя в вагоне. Утром передам их тебе, Виктор, и научу, как с ними обращаться. Сами будете взрывать и поезда, и пароходы.
Осипова и Шанько уходили от Кочегаровых, полные радостных планов.
Но их мечтам не суждено было осуществиться. Как выяснилось впоследствии, гестаповцы следили за Володей Боронаевым еще от Симферополя. Пока он был у Кочегарова, немцы обыскали вагон, обнаружили мины, а утром арестовали его, Виктора Кочегарова и его родителей — отца Владимира Яковлевича и мать Татьяну Яковлевну. В тот же день были арестованы Людмила Осипова и Миша Шанько.
Поздно ночью, когда Гузов, Захарова и Ливанов еще работали в типографии, а Ревякин с Лидой готовили к отправке на Большую землю новые разведывательные данные, дом Ревякиных был окружен гестаповцами. Раздался стук в окно.