– Да продлятся твои дни, уважаемый! – почтительно сказал черкес, поклонился и вернул лопату старику.
– Да и тебе не хворать, паря! – ответил тот.
Теперь Биля и Али шли по улице вместе.
Есаул с интересом взглянул на черкеса и спросил:
– Али, ты зачем эту канаву-то стал копать? Или у тебя какого другого дела нет?
– Как нет? Всегда есть! Но у нас в горах не принято проходить мимо, если ты можешь помочь. А это старый человек! Как я пройду стороной?
– Город – не горы. Здесь другие порядки, – сказал Биля и толкнул калитку.
Около летней кухни стоял Кравченко и внимательно смотрел на цветущие мальвы.
– Бабушка, здравствуйте ещё раз! Довольно интересные у вас мальвы. Семян не дадите ли? – прокричал он в открытую дверь летней кухни.
Оттуда сразу же показалась Екатерина Романовна.
– Как не дать, бери, милый! Бабушкой только не зови – весело сказала она.
– Пойдем, Коля. Пора нам в путь собираться, – сказал Биля.
– То дело! Сей секунд буду, – произнес Кравченко.
Биля и Али пошли рядом в сторону хаты.
– Что у него на сердце против меня? Разве я обидел его? Как воевать вместе будем? – горько спросил Али.
– Не на тебя. Ваши у него жену и сына маленького увели. Вот уже третий год пошел, как эта беда случилась.
– Как так? Всегда найти можно, выкуп нужен!
– Искали. Жена у него – красавица. Ее туркам, говорят, продали. Мальчишку, наверное, она удержала при себе. Не нашли их. Ваша навычка – людей, как скот, продавать.
– Невольников все хотят покупать, – пожал плечами Али. – Турки, англичане. Есть спрос, будет и товар.
За столом Вернигора и Яков чистили оружие. При виде старших они встали.
Следом за Билей и Али в хату вошел Кравченко, вынул из газыря патрон и засунул туда кулечек с семенами.
– Собирайтесь, братья, рыбачить поедем, – сказал Биля. – Гляди, Николай, чтобы ты семена вместо пороха в штуцер не всыпал.
– Это у меня всё в разном рассуждении. Не впервой! – спокойно ответил ему Кравченко.
Один конец обширного песчаного пляжа терялся вдали, другой упирался в высокую скалу, поросшую можжевельником. У ее подножья горел костерок, сушились сети, рядом лежала, опершись носом на колышек, перевернутая лодка.
У огня сидели двое рыбаков в полотняных штанах и рубахах. Это были Чиж и Кравченко. На огне закипал котелок. Чиж умело помешивал в нем ложкой уху. Под перевернутой лодкой на холстине было разложено оружие, веревки, заплечные сумки.
С краю, рядом с Кравченко, стояла бутылка с какой-то светлой жидкостью. Сам он откупоривал штопором бутылку французского вина. В образцовом порядке лежал набор походных инструментов в развернутом кожаном чехле. Здесь же для чего-то был и старый кремневый пистолет с разорванным дулом.
Кравченко откупорил бутылку и начал выливать ее содержимое в песок.
– Эх, Коля-Николай, виноградное, и в песок! – горестно промолвил Чиж.
– Сам плачу, да делать нечего, – ответил Кравченко.
– Хоть бы в юшку влил для смака. – Чиж показал на котелок.
– В юшку, это все равно что в нас. А мы при боевом деле! Нам сейчас ни единого глоточка нельзя, – проговорил Кравченко, встал, промыл в море бутылку и развернул ее горлышком к солнцу, чтобы подсохла. – Вон Григорий Яковлевич с проверки постов возвращается.
Из-за скалы показался Биля с веслом на плече. Он тоже был в рыбацких штанах, завернутых до колена.
Кравченко достал нож, разделил пробку вдоль, затем начал прорезать внутри обеих ее половинок узкие канавки, образующие единое отверстие.
Биля подошел к лодке и сбросил с плеча весло.
– Милости прошу к самому кулешу, – сказал Чиж.
Биля тяжело вздохнул и сел к огню.
– Ушицы хорошо бы похлебать! С утра голодую. Яков где? – спросил он.
– На горе. Беспременно он хочет этот пароход первым увидеть. Чисто как малая детина сделался, – ответил Кравченко.
– Да таков он и есть, – заметил Биля. Он встал на ноги, задрал голову, но на горе Якова нигде не было видно.
– Где он делся-то? – удивленно спросил Биля.
Кравченко дорезал канавку, достал бумажку, пропитанную чем-то, и стал аккуратно складывать ее, превращать в фитиль.
– А вон орел. Видишь, на самом гребне присоседился?
Там действительно виднелась сидящая птица.
Биля подошел к лодке, взял в сумке маленькую подзорную трубу, раздвинул ее, приложил к глазу и улыбнулся.
Яков расставил руки, накрылся буркой, и лежал под ней внимательно наблюдая за морем.
– Хитро! – заметил Биля, опуская подзорную трубу.