Смысл той промышленной революции, как и той, при которой живем мы с вами, не только и не столько в железе, сколько в организации работ, в менеджменте, в системе жизни. Появление акционерных банков, позволяющих мобилизовать маленькие капиталы для крупных проектов, важней даже, чем регулятор Уатта, крепостное право исключает мартеновскую печь, генерал Клейнмихель не сумеет организовать строительство винтового парохода, паровоз Стефенсона, если и сможет ехать без суда присяжных — то изготовить его при Ляпкине-Тяпкине не удастся. Братья Черепановы пробовали — не получилось. Менять же в стране Николай Первый ничего не собирался. Он как постановил при восшествии на престол, что — "Революция стоит на пороге России. Но, клянусь, она не переступит его, пока во мне сохраняется дыхание жизни", — так и держался до рокового плеврита, прервавшего это дыхание. При этом, за революцию он считал любые, даже самые мягонькие и слабенькие реформы. А без этих реформ, как уже сказано, все было обречено на имитацию.
Или уж нужен Гулаг. Угроза расстрела может заставить изготовить хоть космический корабль — но тут чрезвычайно низок коээфициент полезного действия, это еще при Петре Первом было видно. Надолго такого прогресса все одно не хватит. Да и в конце-концов, судьба собственного отца подсказывала Николаю Павловичу, что это все чревато… В общем, ни он, ни Россия к таким страстям еще не были готовы. Он не был, все-таки, тираном в стиле ХХ века a la Сталин или Муссолини. Хотя из всех царей после Петра I, пожалуй, именно у него было больше всего необходимых для этой роли данных. И воля, и энергия, и самоуверенность, и умение забывать о существовании обыкновенных людей с их дурацкими потребностями и желаниями, когда их жизнь нужна для воплощения Его замыслов. В общем, не так уж прост и незамысловат был хозяин Зимнего. При определенных условиях он мог бы очень широко развернуться. Собственно, он и хотел, но в нашей реальности на его пути оказалась коалиция морских держав. Как говорится, Акела промахнулся! Впрочем, наш собственный поэт Некрасов написал еще лучше:
Но это — именно в нашей реальности, где на его пути рядом с англичанами и турками оказались французы, а потом и австрийцы. При другом же раскладе… Посмотрим.
Глава 2.2. На суше и на море
От Урала до Дуная,
До большой реки,
Колыхаясь и сверкая,
Движутся полки.
Оставим пока всероссийского императора, там более, что он в ближайшие дни будет в пути. Он едет по железной дороге в Москву, откуда отправится гужевым транспортом к фельдмаршалу Паскевичу на Дунай. Мы с Вами, дорогой читатель, воспользуемся авиацией, потому, что темпы XIX века все-таки маловаты. Нам нужно в Лондон, где реакция на смерть императора французов совсем не та, что в Петербурге. Такого прокола правительство Ее Величества никак не ждало. Вот недостаток режима личной власти — зависимость политики от превратностей тела ее носителей. Не так в Британии. Умри Пальмерстон — политика Соединенного королевства в основе не изменится, потому, что не изменятся его цели. Нашлись, конечно, сторонники компромисса с Россией, но ее поведение не оставляло сомнений, что этот компромисс может быть только за счет Британской империи, ее сферы жизненных интересов, простирающейся, по определению, на всех морях и везде, где не очень далеко есть морской берег. Выезд царя в действующую армию и блокада Босфора русским флотом значили только одно — Османскую империю будут добивать. Одних английских гарантий Турции без французской поддержки недостаточно, чтобы остановить Россию. То есть, мы-то с вами знаем, что в нашем отвремлении даже совместных предупреждений морских держав нехватило, чтобы остановить самоубийственную деятельность Николая. Без Франции, без ее флота и особенно сухопутной армии, британцам было неуютно. Но…