Чтобы читателю не показалась служба в этих частях особенным медом, сообщим, что в К-реальности, так же, как описано Тарле[14] для С-реальности, "в русской армии, стоявшей в 1854–1855 гг. в Эстляндии и не бывшей в соприкосновении с неприятелем, большие опустошения производил объявившийся среди солдат голодный тиф, так как командующий состав воровал и оставлял рядовых на голодную смерть". Ужасно? Ужасно. Но ведь не выдумка. Лескову Н.С., думается, можно доверять побольше, чем другим русским писателям. Он Россию знал не понаслышке, не по охотничьим экспедициям и даже не со слов любимой няни, а потому, что объехал полстраны на службе у фирмы своего дядюшки Джемса Шкотта и С-ья. Так вот, есть у него такой рассказик "Бесстыдник". Там встречаются за стаканом покалеченный офицер-герой с Малахова Кургана и ворюга-интендант. Естественно, начинается беседа на тему "А ты кто такой?" Ситуация, достойная, скорей, гитары Деда Охрима[15]. И вот тыловая шкура говорит бесстыдные, но, по правде говоря, отчасти справедливые слова: "Вас поставили к тому, чтобы сражаться, и вы исполнили это в лучшем виде — вы сражались и умирали героями, на всю Европу отличились; а мы были при таком деле, где можно было красть, и мы тоже отличились — так крали, что тоже далеко известны. А если бы вышло, например, такое повеление, чтобы всех нас переставить одного на место другого, нас — в траншеи, а вас — к поставкам, то мы бы, воры, сражались и умирали, а вы бы крали". Надо сказать, что Николай Семенович, слабо замаскированный под Рассказчика этой истории, резюмирует так: "Бесстыдник-то, чего доброго, пожалуй, был и прав". Опыт прошедших с тех пор полутора веков этому, как будто, тоже не противоречит.
Таким образом, если не считать эпизода с разрушением и взятием Бомарзунда, Балтийская кампания тоже оказывается, практически, инвариантной. Единственно, где остается возможность выбора — это как раз с моделями мин. Тарле посвятил этому страниц пять[16], горячо и гневно обличая частного производителя "взрывных машин" петербургского шведа Иммануила Нобеля и всячески превознося русских национальных изобретателей академика Морица Якоби и механика Вильгельма Яхтмана. С Тарле, честно, говоря, по таким, чисто патриотическим, вопросам спрос небольшой, если вспомнить, на какой короткой сворке держала Власть знаменитого историка после Академического Дела и Процесса Промпартии. Да и странно было бы считать гуманитария особым экспертом по взрывному делу. Но, чтоб не проводить специальных изысканий по сему вопросу — попробуем изложить из его же текста чистые факты, без энтузиастических лозунгов. Получается вот что.
Мины Нобеля — с контактным взрывателем, с зарядом черного пороха от 2 до 4 килограммов, (то есть, намного слабее современного "пояса шахида") с корпусом из тонкого листового железа. Эти мины ставились на минрепах довольно далеко от берега, с которым они не были связаны, т. е. были, по техническому термину, "автономны". На этих минах Нобеля подорвано было четыре английских корабля: пароходо-фрегат "Merlin" и пароходы "Firefly", "Volture" и "Bulldog". Подорвано далеко не до утопления — с четырех-то килограммов, но психологический эффект был достигнут. Англичане занялись тралением и в 1854–1855 гг. вытралили до 70 мин Нобеля. В опасении вот этих самых мин к Петербургу они не пошли. Что, собственно, и требовалось. Английский биограф адмирала Дондаса даже считает одним из двух главных дел, которыми занимался его герой на Балтике в 1855 г., "вылавливанье малых мин, погруженных в большом количестве в северном проходе к Кронштадту". Вторым делом была тесная блокада Финского залива.
Теперь о минах Якоби. Подрыв их должен был производиться с берега гальваническим способом по проводу, то есть, специально обученный человек замыкал рубильник при виде вражеского корабля в нужном месте. Содержали эти мины по 14 кг пороху, так что, если бы какой-то английский либо французский пароход на них наехал — эффект был бы много сильнее, чем у мин Нобеля. К сожалению, проверить это не удалось, так как по причине проводов ставили эти мины не дальше трехсот сажен от берега, а англо-французы так близко не подходили, опасаясь русских пушек. Но вот если бы…