— Этого, — сказал Виллих, — совершенно достаточно; напишите, что вы сказали, на бумаге, отдайте мне, и я с искренней радостью пойду домой.
— Пожалуй, — сказал Курне и взял перо.
— Так это вы будете извиняться перед каким-нибудь Бартелеми, — заметил другой рефюжье, взошедший в конце разговора,
— Как извиняться? И вы принимаете это за извинение? — За действие, — сказал Виллих — честного человека, который, повторивши клевету, жалеет об этом.
— Нет, — сказал Курне, бросая перо, — этого я не могу.
— Не сейчас же ли вы говорили?
— Нет, нет, вы меня простите, но я не могу. Передайте Бартелеми, что я "сказал это потому, что хотел сказать".
— Брависсимо! — воскликнул другой рефюжье.
— На вас, милостивый государь, падет ответственность за будущие несчастья, — сказал ему Виллих и вышел вон. Это было вечером; он зашел ко мне, не видавшись еще с Бартелеми; печально ходил он по комнате, говоря: "Теперь дуэль неотвратима! Экое несчастье, что этот рефюжье был налицо".
На дуэли Бартелеми убил Курне. Британский суд сделал скидку на дикие представления французов о чести. И оставшийся в живых дуэлянт, и секунданты отделались двумя месяцами тюрьмы. Но в Швейцарию Бартелеми к своей подруге и к своей шайтан-машине не вернулся. Он остался в Лондоне, Герцен намекает, что каких-то кровавых планов, связанных с Парижем и императором, он не оставил — но покинуть Англию ему не было суждено. В следующем году он по неясным причинам убил своего квартирохозяина, затем соседа, пытавшегося его задержать — и был, конечно, повешен за эти убийства, так и не избавив Францию от тирана. Кроме "Былого и дум" упоминание об этой мрачной истории можно найти у Гюго в "Отверженных", в начале 5 части, там, где Жан Вальжан разыскивает Мариуса, а автор переносится мыслями на шестнадцать лет вперед к июньским дням Сорок Восьмого.
Вот вам и бифуркация. Представьте себе, что этот самый другой рефюжье, назовем его на первый случай ситуайен Дюваль, выходя из своей каморки, чтобы тащиться пехом на другой конец Лондона к ситуайену Курне, встречает на лестнице черного кота. Француз, да еще атеист из красных республиканцев, обязательно должен быть в глубине души суеверным, носить, скажем, глубоко в кармане заячью лапку на счастье. Своего опыта в этой области у меня нет, но их собственной французской худлитературе я всецело доверяю. Увидев, стало быть, кота, наш ситуайен разворачивается назад, возвращается в свою комнату и, вместо бесцельного хождения по городу, весь день трудолюбиво сочиняет письмо русскому социалисту Герцену с просьбой о воспомоществовании. К разговору Виллиха с Курне он из-за кота не попадает, так же, как ссыльный русский поэт Пушкин не попал из-за зайца к восстанию своих друзей на Сенатской площади.
Тем временем Курне отдает Виллиху письмо с признанием несправедливости сплетен насчет Бартелеми. На следующий день два баррикадных героя встречаются лично на нейтральной территории у Виллиха. Заводится дружба этих сорвиголов. В конце концов Бартелеми делится с Курне своим замыслом насчет судьбы Луи Наполеона, морячок загорается, и в кантон Во для работы над адской игрушкой они возвращаются уже вдвоем. Я не особенно хорошо разбираюсь в стрелковом оружии и моей помощи друзьям будет недостаточно, чтобы изготовить работоспособный автомат Калашникова или хотя бы машинган Томпсона. Но зато Курне, в прошлом военный моряк, хорошо помнит имя Робера Жиллемара, подстрелившего из своего мушкета в пылу Трафальгарского боя самого Горацио Нельсона на борту его "Виктории". Охотничьи винтовки известны с Возрождения, а во время наполеоновских войн у англичан уже был целый полк, вооруженный винтовками Бейкера, с дальностью поражения 400–500 ярдов. Курне уговорил, наконец, своего рукодельного друга оставить не родившемуся еще Джону Т. Томпсону задачу изобретения автоматического оружия., а лучше попробовать приспособить к новой дженнингсовской "магазинной" винтовке, которую ему хвалил в Лондоне военный эрудит Энгельс, обычную морскую подзорную трубу. Всего за месяц приятели-заговорщики научились попадать из этого оружия в голубя на расстоянии полукилометра. Но и деньги кончились досуха, так что пришлось распродать все, что было у обоих, и занять денег у той самой актрисы. И то хватило только на один снайперский комплект. Вместо второго им пришлось ограничиться бельгийским четырехствольным пистолетом.
Друзья-цареубийцы пересекли декабрьской ночью границу в Юрских горах. Переодетые итальянскими шарманщиками они добрались до Парижа, где их укрыли старые приятели. Два месяца ушло на изучение привычек и расписания жизни объекта. В ясный нехолодный полдень двадцать первого февраля 1854 года, в тот самый день, когда Николай Романов в Зимнем дворце подписал Манифест о разрыве дипломатических отношений, Луи Наполеон возвращался с прогулки в Булонском лесу. В его коляске сидели два его родственника и ближайших соратника. Или сообщника, если вам не нравится декабрьский "coup d'etat" Луи Бонапарта и вообще Вторая Империя. Это были — единоутробный брат императора граф Морни и посланник в Лондоне, главный менеджер нынешнего англо-французского союза против Николая Павловича граф Валевский, тоже родственник, побочный сын Наполеона I, то есть, кузен нынешнего императора.