Но Николай-то пришел не как завоеватель, а, сказать по-советски, "с интернациональной помощью", вроде Леки Брежнева в Праге. Он пришел утвердить принципы легитимизма в Вене, Берлине, Дрездене, Буде, той же Праге. Он был, действительно, по типу своего характера и по убеждениям, король-рыцарь. Так себя проявил и в 1849-м в Венгрии, почему и перерасходовал эти 48 миллионов. Конечно, в побежденной Турции взымалась контрибуция, шли реквизиции… но нельзя же так в дружественных европейских столицах! Сколько можно, старались снабжать войска за рубежом с Родины… но гужевой транспорт, но тысячеверстные грунтовые пути! А возить водой из Петербурга в Штеттин, нет, не получается. И вообще пароходов на Балтике мало. Да и страшно. Вроде и ушла большая британская эскадра, но крейсера под флагом Святого Джорджа остались. Всё как в павловские времена, когда, убоявшись Нельсона, держались за Кронштадтом и после его ухода из Балтики.
Но вспомним и о том, что за Сталиным совсем другая экономика. С тяжелой промышленностью, железными дорогами, выросшим в три раза населением. Частью — продукт более, чем полувекового развития в капиталистическую сторону, частью — результат бега большевиков наперегонки со временем. Ничего этого у Николая Павловича нету. За ним не лихорадочная экономика Пятилеток, а спокойное до безумия народное хозяйство Коробочки и Плюшкина. Вот оно-то нынче трещит и разоряется от трехлетнего отсутствия внешней торговли с Европой.
А войскам надо посылать и посылать серебро на Эльбу и Дунай для продовольствования солдат, жалованья офицерам, ремонта конского состава, фуража. Дать им команду отбирать все за расписки или русские бумажные ассигнации? Команду-то дать можно. Но тогда получится, скорей всего, что придется во всех этих занятых землях воевать с местным населением, как пришлось сорок лет назад Наполеону. А французы, конечно, только и ждут этого, чтобы под флагом освобождения Европы от русских варваров прибрать всё под себя. И британцы ждут, укрыли у себя в Лондоне всяких демократов и демагогов, чтобы в нужный момент высадить их на континенте с ружьями, прокламациями и фунтами стерлингов. И своим никому верить нельзя, кроме сыновей и, может быть, Отца-Командира Паскевича, да и тот явно лукавит. Кто не изменит — тот точно украдет. Как украл больше миллиона Политковский в Инвалидном фонде. Рылеев и его сообщники со мной не сделали бы этого!
Уйти назад? Но как уйти? Это значит сдаться самому и сдать всю Европу ужасным революционным идеям. И не придут ли после этого в ослабевшую Россию по следам наших солдат чужие под красным или трехцветным флагом? Заключать мир с Викторией? Но не она решает, а парламент. И в парламентских речах, долетающих до Зимнего, всё чаще слышны радость и надежда на то, что медведь заглотил на этот раз слишком большой кусок, который его прикончит.
Серебро кончилось в российской казне уже к началу мая. Русские солдаты оказались совсем заброшенными на чужбине, без военного реального дела — почти никто же пока не восстает. Без денег, без продуктов, почти без связи с Россией. Так, собственно, уже бывало, скажем, незадолго до первого раздела Польши, когда стоявшие в Речи Посполитой гарнизонами по городам и местечкам русские войска, по мнению вновь назначенного Екатериной в послы генерала Салдерна, "портились от постоянного пребывания в гарнизонах, приучались к неряшеству", солдаты от безделья и безденежья начали заниматься мелкой торговлей, составляя тем конкуренцию местным евреям. Так оказалось нынче даже на Балканах, где подвозу продуктов к русским гарнизонам стали мешать расплодившиеся шайки дезертиров, бывших солдат султанской армии. Английский флот бесперебойно снабжал их порохом.
Мчались курьеры, по дальним корпусам рассылались императором генерал-адъютанты с приказом "Проверить и подтянуть!". Но что ж тут можно было бы сделать? Тут — заброшенные, голодающие войска, дома — страшная инфляция, разрушающая здание, с таким трудом выстроенное Канкриным. Разоряющиеся помещики вынуждены обдирать крестьян. Те бунтуют.