Или Миланский собор с его поразительной каменной резьбой?
Поезд «режет» Корабельную сторону.
Вагоны порой проходят почти вплотную с домиками корабельных мастеров и старослужащих флота. С бухты ветер приносит йодистый настой моря, а с берега пахнет нагретыми крышами, сохнущим бельем.
Пассажиры нашего вагона почти все у окон — поезд пробегает мимо бывших штолен, в которых почти четверть века тому назад, во время обороны Севастополя, глубоко под землей, в высоких прохладных галереях хранилось на выдержке шампанское — три миллиона бутылок. Они лежали, как строчки в стихотворных колонках, и набирали то, что виноделы называют «характером», или «букетом», вина.
Началась война.
Шампанское не успели вывезти.
Да, собственно, никто и не предполагал, что его надо вывозить, что немцы очутятся под стенами Севастополя.
В штольнях городской Комитет обороны и командование Севастопольского оборонительного района разместили госпиталь, спецкомбинат № 2 и хлебозавод.
Здесь выхаживали раненых защитников Севастополя, пекли хлеб для армии и города, шили обувь и обмундирование, теплые вещи — ватники-стеганки, шапки-ушанки, рукавицы. Тут же в детских садах и яслях тетешкали ребятишек. В подземной школе учились ребята постарше.
В одной из штолен был клуб. Порой заходили на короткий отдых бойцы с передовой, смотрели кинофильмы, чинили «сбрую», отсыпались в прохладной тишине.
В последние дни обороны, когда положение в городе стало трагическим, некоторые штольни были взорваны.
Из окна вагона видны фантастические нагромождения огромных кубов, как будто дети циклопов играли здесь в кубики.
…Как быстро преобразился наш вагон: только что по коридору ходили какие-то дядьки в синьковых, сильно за дорогу помятых тренировочных костюмах, с заметной щетинкой на лицах, и вот они неожиданно куда-то исчезли, а их места у окон заняли выбритые до блеска морские офицеры в мундирах, озолоченных согласно званиям. У иных многоступенчатые лестницы орденских планок и гвардейские знаки. У одного на черном габардине форменной тужурки поблескивала Золотая Звезда. На нее неотрывно смотрел мальчишка из соседнего купе — он весь рейс бегал по коридору с деревянным автоматом в руках и обстреливал то проводницу, то ехавшего с ним седенького, сухого старичка, который после каждой атаки внучка то присаживался на диван своего купе в позе тяжелораненого, то валился на постель, имитируя убитого.
Осторожно поезд огибает Килен-бухту, лихо развивает ход и с ветерком подходит к севастопольскому вокзалу.
Итак, «корабль» мой прибыл, благовеющий, попутный ветер примчал меня на мою Итаку.
Первые минуты в Севастополе не дают пищи уму: человеку с поезда некогда глазеть по сторонам, с возможной скоростью он должен лететь в гостиницу — здесь, как и в других наших городах, получить номер… А впрочем, кому не знакомы гостиничные хлопоты!
Самая близкая от вокзала гостиница «Украина» — на площади Ушакова. В очереди к администратору узнаешь, что кроме «Украины» в городе еще две гостиницы — «Севастополь» и «Приморская».
«Украина» выстроена недавно, это, как говорят теперь, «модерновая» гостиница: в каждом номере телефон, горячая вода, ванна. Есть лифт.
В «Севастополе» много номеров без удобств, но зато из окон, выходящих на набережную Корнилова, видно море!
Очередь к администратору не всегда заканчивается ключом от номера, тогда алкающему приюта остается одно — оставить чемодан на попечение швейцара и — на бульварчик, что напротив гостиницы. На садовой скамейке, под кущами плакучих ив, с вязаньем на коленях сидят «удовы». У них можно расстараться коечку, а то и комнату.
Севастополь перестал быть городом за семью замками, сюда уже залетают ветры Африки, флот давно распрощался с ближними рейсами и ходит за пределами своей базы под разными широтами.
Севастополь с каждым годом все более становится местом паломничества: поезда и пароходы в летние месяцы приходят сюда переполненными — одни едут посмотреть священные места героических сражений, другие — возложить цветы на дорогие могилы, третьи — отдохнуть, четвертые — по делам. И всем нужен приют.
Строительным материалом Севастополь обеспечен с незапамятных времен — около шестидесяти миллионов лет лежат в Инкермане высокие напластования чудесного. белого камня. Из него почти весь город построен.
Камень этот пилят, обтачивают на токарных станках, а из опилок отливают любые архитектурные элементы…
…Когда в руках у тебя ключ от номера, то кажется, что ты не рядовой постоялец, а полководец, взявший штурмом неприступную крепость, и покоренный город преподнес тебе ключи. от своих ворот!
С гостиничного балкона, с шестого этажа, смотрю на город.
Сверху видны крыши, узкие тротуары, зеленые шапки деревьев, машины и люди. Очень много людей. Они все куда-то спешат. В толпе больше всего молодежи и женщин, меньше всего моряков: лето — моряки в плавании, на учениях.
Молодежь зеленая, ее еще не было, когда в конце сороковых годов мы меняли воинские удостоверения на паспорта.
Смотрю и гадаю, какие сюрпризы ожидают меня, когда спущусь вниз и пойду по улицам.
Волнуюсь.
Внизу большой город.
Улицы полны гула и шума.
Старые, знакомые улицы, а дома на них стоят новые, незнакомые, и люди живут в них какие?
Где-то тут и друзья мои «однополчане» — журналисты, с одними я служил, с другими просто дружил. Я знаю, что наш Ваня Чиркин (Афанасий Красовский) стал членом Союза писателей.
Борис Шейнин оставил суетную жизнь газетного фоторепортера, перешел в фотолабораторию научно-исследовательского института, занимающегося биологией моря. Свой уникальный военный фотоархив, в котором насчитывается свыше семи тысяч негативов, снятых во время обороны и освобождения Севастополя, он отдал Музею Советской Армии. Вадим Докин снимает для крымского телевидения важнейшие события севастопольской жизни.
А где «бросил якорь» Александр Соколенко, наш неунывающий фотоавтоматчик? Я знал только, что после демобилизации он уехал в Ростов-на-Дону. Порой на глаза попадались его снимки на страницах газеты «Известия», а затем перестали встречаться. Как он живет? Что делает?
Где лейтенанты Коптяев и Макаров? Майоры Ефремов и Панфилов? Не сменили ли они перья на спиннинги и удочки?
Увы! Нам уже не увидеть никогда на улицах Севастополя ни Петра Гаврилова, ни Владимира Апошанского, ни Георгия Гайдовского и Яна Сашина, ни Анатолия Луначарского, ни Василия Ряховского, ни Григория Сорокина и Леонида Давиденко… Ушедшие от нас друзья оставили нам свою эстафету. Мы должны нести ее до конца. Дон Кихот говорил Санчо: «Знай, мой друг, никогда копье не притупляло пера, как и перо копья».
Четверть века тому назад мы действовали копьем и пером. Теперь копье в чехле. Наш долг пером своим воздать должное чести павших. Они не успели сделать того, что могли. Мы обязаны доделать за них.
НА ПАМЯТЬ О СЛУЖБЕ МОРСКОЙ
Незадолго до поездки в Севастополь я получил письмо от бывшего мичмана Григория Степановича Ники-тюка, командовавшего во время обороны Севастополя катерным тральщиком, приданным Охране рейдов Главной базы Черноморского флота.
Письмо частное. Григорий Степанович просил прислать ему фотоснимок, на котором мы с ним были сняты в 1943 году, после высадки отряда майора Цезаря Куликова на Мысхако, впоследствии получившего громкую славу под названием «Малой земли».
Никитюк в то время был командиром группы мотоботов.
Я интервьюировал мичмана, а наш фотокорреспондент Александр Соколенко снимал.
Сначала он сделал портрет Никитюка для газеты, а потом с веселыми прибаутками поставил рядом с мичманом и меня и сделал снимок — «на память о службе морской».
Эту фотографию и желал получить Никитюк.
В письме он как бы между прочим спрашивал, не знаю ли я, что сталось с капитаном III ранга Евсевьевым, бывшим командиром ОХРа, штаб которого во время обороны Севастополя размещался в Константиновском равелине.