Только вернулись в лагерь — новое задание. Приказали послать несколько человек в деревню Брожа. Фашисты там восстановили мельницу. Надо ее взорвать, а зерно и муку привезти в лагерь. Вместе с другими партизанами комиссар взял с собой Тараховича, меня и Дутченко — рана у него к тому времени совсем зажила.
На наше счастье повалил густой снег — самая лучшая для нас победа. Мельница охранялась полицаями. Мы сумели застать их врасплох. Бой был [261] недолгим. Мельница оказалась в наших руках. Зерно и муку погрузили на полицейские подводы, а мельницу сожгли.
И снова задание. На этот раз группу повел новый помощник командира отряда по разведке Иустин Илларионович Бобровник. Мы должны проникнуть в отдельные вражеские гарнизоны и встретиться с нашими связными-осведомителями, получить у них сведения о противнике, а на обратном пути устроить засаду и взять «языка».
Все деревни мы навестили без особых происшествий, но в Поречье получилась осечка. Как всегда, группа прикрытия залегла на околице, а Бобровник с двумя партизанами направился к дому связного. Шло время, а товарищи не возвращались. Мы стали тревожиться. Да и замерзли. Ночь стояла морозная, а одежда на нас — ватники и немецкие куртки «на рыбьем меху», на ногах — самодельные постолы из единого куска сыромятной кожи. Корчимся на снегу, трем щеки и носы, чтобы не отмерзли. Вдруг взрыв, стрельба. На околице стали рваться мины. А в деревне уже гудят моторы машин, застрекотал мотоцикл. Отойти бы следовало, пока нас не окружили, но товарищей бросать нельзя. И тут из-за крайней хаты вынырнули три фигуры, бегут к нам. За ними гонятся, стреляя на бегу, гитлеровцы. Мы открыли огонь, заставили немцев залечь. Как только Бобровник и его товарищи поравнялись с нами, все кинулись в лес. Фашисты преследовать не стали — ночной лес их всегда пугает.
Когда отдышались, Бобровник рассказал, что случилось. На стук из избы вместо партизанского связного вышел… гитлеровец. Бобровник выстрелил в него. А из другого дома выскочило уже с десяток немцев. Иустин Илларионович кинул гранату — и бежать. Еле ноги унесли.
— Между прочим, вы что-то молчали долго, — сказал Бобровник. — Винюсь, подумал, что удрали в лес.
Говорил он ровным голосом. Со стороны никто бы не поверил, что этот человек только что вырвался из лап смерти.
Утром заминировали шоссе. Ждали одиночную машину, [262] а показалась целая колонна. Бобровник покачал головой:
— Тут как бы нам самим в «языки» не угодить.
— Отойдем-ка лучше.
Уже в лесу донеслось до нас два взрыва. Гитлеровцы на дороге открыли стрельбу. Сработали, значит, наши мины. Но нам «язык» нужен… Долго плутали вдоль дороги. Промерзли, устали. Разочарованные, свернули в лес. И тут повезло. Увидели фургон, запряженный парой лошадей. В нем было два немца. Схватили их. Вот и «языки»!
На отдых зашли в одну из лесных деревушек, встретили нас радушно — Бобровник свой человек во всем партизанском крае. Поместили в землянке охраны. Но отдыхать не пришлось: заявился связной из деревни Вьюнища и сообщил, что там немцы и полицаи справляют рождество, бесчинствуют, измываются над жителями.
Вьюнища — родина нашего Вани Тараховича.
— Иустин Илларионович, — сказал он Бобровнику, — поднесем фашистам партизанские подарки к рождеству! Я скрытно подведу — тут мне каждый кустик родной.
Минуту подумав, Бобровник согласился. Пленных отправили в лагерь, а сами пошли в деревню. Полицию во Вьюнищах возглавлял Василь Корбут. Зверь! Давно уж мы собирались отплатить ему за кровь невинных людей.
До деревни мы не дошли. Внимание привлек сарай на опушке. Около него толпилась шумная компания подвыпивших полицаев. Бобровник сказал Тараховичу:
— Ну, Ванюша, настрой своего «дегтяря» на веселый лад. Пусть они попляшут под твою музыку!
Подползли мы к сараю поближе. Заработали наши пулеметы. После насчитали тут двенадцать трупов полицаев и немцев. Спастись удалось только двум. В сарае стоял самогонный аппарат. Дед, которого полицаи заставили варить самогон, рассказал, что сюда заглядывал и Корбут, показывал немцам, как варится «русский шнапс». Уехал он всего за несколько минут до нашего нападения. Среди убитых оказались помощник Корбута, бородатый старик, и три его сына. Со [263] стороны деревни донеслись автоматные очереди. Мы не стали дожидаться прихода немцев и скрылись в лесу.
Пока мы обходили наших связных, бригада приняла несколько самолетов с Большой земли. Они доставили оружие, боеприпасы, медикаменты и почту — письма, газеты, журналы. Печатное слово мы тогда ценили, пожалуй, больше, чем взрывчатку и патроны. Очень нуждался в нем народ. Стоило партизану появиться в селе с советской газетой в руках, его обступали крестьяне и не отпускали до тех пор, пока вся газета не была прочитана — от заголовка до последней строки.