Луна окончательно освободилась от занавеса облаков и теперь властвовала над степью и морем, как бы соединяя своим сиянием эти две стихии. Все в подлунном мире представлялось умиротворенным в своей ночной таинственности, а невысокое глинистое плато, на котором располагались штабные строения батальона, казалось палубой морского лайнера, курс которого определяла широкая лунная дорожка. Впрочем, тишина вокруг стояла такая, что вряд ли этот лайнер способен был двигаться в ней, пусть даже в едва заметном дрейфе.
Забывшись, капитан и Терезия с минуту стояли посреди «палубы» этого «судна», запрокинув головы и словно бы подставляя лица едва осязаемым лучам для «цыганского загара».
– Так все же почему немцы отказались от замысла подослать тебя к командиру секретной, в подземелья упрятанной батареи? То ли для вербовки, то ли для убиения? – спросил Гродов, как только магия ночного затишья оказалась взорванной сначала приглушенными расстоянием пулеметными очередями, а затем – и воем мин, которые легли неподалеку от Рыбачьего хутора.
Можно было только гадать, с чего вдруг румыны так всполошились, что стали обстреливать тылы противника, причем как раз в районе хутора? Неужели это реакция на гул мотора их «Гладиатора»? Тогда почему столь запоздалая?
– Стоит ли теперь отвлекаться на подобные экскурсы? – пожала плечами Терезия.
– Будь уверена, что на наших отношениях они никак не отразятся.
– Это успокаивает. Могу предположить, что и в СД, и в военной разведке Румынии теперь уже настолько уверены в скором падении города, что тратить время на уговоры командира гибнущей батареи сочли бессмысленным.
– И каково же теперь твое задание?
– «Удушить в объятиях, не прибегая ни к каким попыткам переманить на сторону победителей» – такой ответ тебя устроит?
– Не обольщайся. На мемориальном камне, который установят на ближайшем холме, будет начертано: «Здесь лежат двое влюбленных, погибших в порыве страсти в объятиях друг друга».
– Текст и смысл надписи принимается, – кротко вздохнула Терезия. – Почему ты до сих пор не поинтересовался, как сложилась судьба Валерии? – тут же поспешно спросила она, явно опасаясь, что другого удобного случая для такого вопроса не представится.
– Уверен, что баронесса Валерия фон Лозицки, или как там ее на самом деле, сумела устроить свою судьбу. И потом, я ведь не самоубийца, чтобы интересоваться у любимой женщины судьбой ее соперницы.
– Второй аргумент более убедителен. Правда, соперницы в этой аристократке я так и не увидела. Слишком уж она увлечена своим вхождением в высший свет, причем сразу нескольких стран. Не знаю, что у нее в конечном итоге получится, а главное, в какой стране и за шпионаж в чью пользу ее все-таки повесят, но пока что она чувствует себя очень уверенно. На удивление, уверенно. И что странно: румыны убеждены, что она работает на немцев против них; немцы же не сомневаются, что она – хорошо законспирированная венгерская шпионка. Но при этом те и те убеждены, что на самом деле, то есть в душе, она – закоренелая австрийская монархистка, ратовавшая за возрождение Австро-Венгерской империи. Что не может не вызывать возмущение не только у германцев и румын, но и у венгров.
– Правда, при этом абсолютно все знают, что на самом деле она уже давно завербована русскими, – заметил Гродов.
– В этом-то и вся странность. И в СД, и в румынской разведке настолько убеждены в австро-монархических устремлениях баронессы Валерии, что ее заигрывание с какой-либо из разведок мира воспринимается всего лишь как салонная прихоть взбалмошной аристократки. В ее ситуации любая другая разведчица давно сгинула бы в подземельях то ли сигуранцы, то ли НКВД, абвера или даже СД. А эта чувствует себя хозяйкой на «Дакии», то есть на штабной яхте «СД-Валахии», но при этом на глазах и под носом целого сонма эсэсовцев сводит с ума румынского нефтяного магната, с которым, на зависть всем, отправляется покорять Швейцарию.
– Это немыслимо! Она уже в Швейцарии?!
– И даже соблаговолила одарить меня открыткой с видом набережной Женевского озера.
Гродов явственно почувствовал, что, коснувшись отъезда баронессы в Швейцарию, «дунайская жрица» не удержалась от сугубо женской зависти. Да только мог ли он осуждать Терезию за подобную слабость? Это ведь только баронесса Валерия способна была пройти через смертельные западни трех разведок, преодолеть линию фронта, чтобы в конце концов вырваться из сатанинского котла войны и слать открытки с видами женевской набережной! Как тут не позавидуешь?