Отсутствовало, далее, планомерное руководство движением. Плана конкретных ближайших боевых действий не имелось и у Шмидта. Он колеблется, героически подставляет грудь, ищет смерти и легко приходит в уныние. Героическое поведение и героическая смерть Шмидта заставляют преклониться перед ним, но не могут помешать разглядеть его ошибки. Частью благодаря ему, частью благодаря другим руководителям уже в ходе восстания был допущен ряд ошибок, пагубно отразившихся на исходе борьбы. Слишком мягко отнеслись к начальству. Во флоте не были арестованы кондуктора, которые повели контр-революционную агитацию; в пехоте оставили офицеров и фельдфебелей. Отсюда рождалась провокация, отсюда шло разложение колеблющейся массы. Не было сделано решительных попыток захватить оружие: оставили пулеметы на Историческом бульваре, не завладели минным транспортом, легко позволили обезоружить себя… Медлили действовать во всем.
Большой политической цели перед глазами массы не стояло. Жертвовать же жизнью ради удовлетворения требований, касающихся службы, стали бы немногие. Поддержки извне, даже из среды близких армейцев, матросы не видели. Руководители в своих речах звали к умеренности и осторожности. Оружием, находящимся в руках, порой оказывались сломанные палаши… И настроение масс, легко повышавшееся, так же легко падало, создавая неблагоприятную для дела атмосферу.
Неудача восстания не уничтожила его исторической значительности. В ряду знаменательных событий пятого года оно осталось памятным моментом борьбы, свидетельствуя о массовых сдвигах в рядах флота и армии. Революционный героизм «очаковцев» был для самодержавия одним из грозных предвестников его приближавшегося конца.