— Не поздновато ли для прогулок?..
В помещении зажегся свет, и пронзительные голубые глаза уставились на меня с высоты огромного роста Лютого, когда мужчина вынужден был, как всегда, склонить шею, чтобы смотреть на меня, заканчивающуюся где-то на уровне его пресса. Его глаза рассматривали меня хмуро и немного удивленно, пока бер не выдохнул тяжелое и сухое «Поня-я-ятно…», усадив меня на стул и зашагав в другую часть комнаты, оказавшейся снова кухней.
— Если дернешься на этом стуле и попытаешься сбежать, я тебя привяжу к кровати. Северу понравится, а вот тебе едва ли.
Казалось, что у меня не было сил даже на простой ответ из нескольких слов, когда я сидела на стуле, рассеянно наблюдая, как Лютый что-то делает у плиты, отчего на его спине то и дело плавно двигались упругие выпуклые мышцы, больше не оборачиваясь ко мне. И я вздрогнула, когда снова услышала его голос:
— Север, выйди из кухни! Я разберусь.
Приподняв голову, я увидела своего бледного и растерянного мужа, словно он не решался войти в кухню, оставаясь за порогом и глядя на меня удивительно красивыми и такими ярким синими глазами умоляюще и потерянно, что сердце сжалось еще сильнее, отбирая последние крохи кислорода.
— Но…
— Иди, брат, иди. В тетрис поиграй, овечек посчитай. Не маячь только перед глазами. Я приведу ее сам, когда мы закончим…
Звучало это весьма угрожающе, и я в последний момент умоляюще изогнула брови, чтобы остановить Севера и сказать ему забрать меня с собой, только он пристально всматривался в спину Лютого, очевидно принюхиваясь, когда неожиданно кивнул и просто ушел…
Вот те раз…
Левый глаз предательски дернулся, когда Север покорно оставил меня наедине с Лютым, даже не оглянувшись, отчего вмиг стало не по себе.
Но когда передо мной оказалась большая кружка с горячим шоколадом, приготовленным Лютым, которую он аккуратно поставил мне, опускаясь на стул рядом, дернулся и глаз правый так, что я едва не икнула.
Это что происходит?!
— Тебе говорили, что ты вредная? — белокурый бер смотрел на меня лукаво, но вместе с тем и явно не слишком весело, когда я лишь отрицательно покачала головой, пока всё еще пребывая в немом шоке.
— А что ты глупая? — На очередной отрицательный кивок Лютый криво усмехнулся: — Люди! Чему тут удивляться? Ни нюха, ни интуиции, ни мозгов. Пей свой шоколад, обдумай всё то, что происходит в твоей голове, и скажи всё это мне… Выспаться всё равно не получится, потому что ты расстроила моего брата так, что от его тоски у меня зубы сводит даже на расстоянии.
Покосившись на то, что я продолжаю завороженно сидеть, глядя огромными глазами на кружку, Лютый приглушенно рыкнул:
— Пей сказал!..
И я пила. Обжигалась, но пила, чтобы скрыть свою икоту и шок. И не получить оплеуху по затылку, которая мне вмиг организует не просто сотрясение мозга, но и полное раскрошение черепа.
— Что не так, Мия? — тихо проговорил Лютый спустя какое-то время, глядя на меня и почти не моргая.
— Очень вкусно… Мне нравится…
— Я не про шоколад. Что с тобой происходит? Откуда эта паника и саморазрушение?..
Глаза Лютого смотрели пристально и пронзительно, но не насмехаясь и не пытаясь ранить, отчего я только растерялась еще сильнее, слыша его тяжелый вздох:
— Слушай, я понимаю, что собеседник из меня паршивый, так как я не любитель говорить в принципе. Но я могу выслушать и попытаться помочь распутать то, что ты сама не можешь.
Я не смогу… Не получится… Это было что-то такое слишком болезненное и глубокое, что вряд ли я смогу показать это всё миру… Да, мне нужен лед. Нужен холод, чтобы прийти в себя, но не такой… лютый?
Я едва не выронила кружку прямо на широченную грудь Лютого, когда он неожиданно пододвинулся, в секунду усадив меня на свои колени и обхватив одной рукой за талию, не пытаясь прижать мою напряженную спину к его груди.
— Шок? — усмехнулся он где-то над моим ухом.