— Если они сами не покалечатся, то я им помогу с большой радостью! — начинал рычать Лютый. Увидь это беры так же близко и четко, как я, вмиг бы уже разбежались по своим комнатам, притворившись спящими, а еще лучше мертвыми, только на улице это было не заметно, и очень зря.
От очередного треска, который был страшнее всех предыдущих, словно небо упало прямо на нашу крышу, отчего задрожали не только пол, но и стены, я просто села на корточки, обхватив голову руками, решив, что крыша и впрямь сейчас обвалится на нас, тут же почувствовав на себе руки Севера и услышав озверевшее рычание Лютого:
— ПРИБЬЮ КО ВСЕМ ЧЕРТЯМ!
— Спокойно, брат! Я разберусь! — поднимая меня с пола и быстро целуя, Север подмигнул перепуганным женщинам, уходя из кухни, когда входная дверь хлопнула и послышались голоса беров:
— Осторожнее, идиоты! Несите осторожнее!
— Да куда вы его вперед ногами, коновалы!
— Голову, голову! Да блин! Ты полкосяка снес головой!
— И ладно… Он всё равно без сознания…
— Вот ведь придурки, — пробормотал Лютый, потерев устало глаза под хохот Тумана и Урагана и откидываясь на стуле, глядя на тетушку Зои, которой пришлось оставить все свои дела, чтобы скорее бежать в коридор на помощь пострадавшему.
— Несите его в медпункт, а остальные идите за мной, — прозвучал в коридоре голос Севера, и стало тихо, слышалось лишь шуршание удаляющихся шагов целой толпы беров. Севера побаивались и сторонились все, хотя он всегда был спокоен и со всеми приветлив. Это всё его чистая кровь… и род кадьяка. Беры, как никто, могли представить его силу и мощь, опасаясь лишь одного — что его зверь выйдет из-под контроля, оставив от этого места лишь тонну щепок и кровавое месиво.
Видя, как Север вышел на улицу, а вслед за ним и большая группа гризли, которые держались на почтительном расстоянии, я подошла к окну, залюбовавшись своим огромным бером, который возвышался надо всеми такой невероятно мощный, но не таивший в себе видимую угрозу. Его обнаженный торс был великолепен, на черных волосах тут же появилась изморозь, а синие глаза полыхали в лучах солнца, сверкая, словно драгоценные камни. Чего уж там греха таить, а всё-таки Север был одним из самых красивых беров, которых мне только удалось увидеть за свою короткую, но полную приключений жизнь.
— Почему они думают, что Север опасен? — тихо обратилась я к Лютому, который придвинулся на стуле к окну тоже, наблюдая за тем, как его брат стал что-то рассказывать столпившимся гризли медленно, четко и очень серьезно, но явно не отчитывая.
— Потому что он кадьяк.
— Это прям как проклятье какое-то… Если кадьяк, то обязательно плохой? Разве среди гризли или бурых нет плохих беров?
Лютый чуть улыбнулся, на секунду переведя взгляд своих голубых глаз на меня, прежде чем снова стал наблюдать за Севером:
— Защитница мелкая! Род кадьяков испокон веков был самым кровожадным и агрессивным. Мой дед был ворчливым и горластым, хуже отца, но он говорил одну очень правильную вещь, Мия. Все беры как стихии. Бурые — это земля. Они спокойные и добродушные. Стараются обходить острые углы и не терпят жестокости. Гризли — воздух. Любят покричать и пошуметь, импульсивные и резкие, но при этом незлобные. Они быстро прощают и быстро забывают обиды. Полярные — это лед. Холодные и жестокие в силу своей жизни в морозных условиях. А кадьяки — огонь… Они всё сжигают на своем пути, не задумываясь и не жалея. Огонь в их крови, он правит зверем каждого из кадьяков… Ты знаешь, почему они страшны в бою? Потому что они не могут остановиться, пока не испепелят всё вокруг, в том числе себя. Бой поглощает их, как пламя, он выжигает их души. Кадьяки всегда дерутся до последнего вздоха… Веками наши роды противостояли друг другу, сталкиваясь и сохраняя равновесие в мире беров…
Замолчав, Лютый ущипнул меня за ногу, криво усмехнувшись:
— Дыши, глупая. И расслабься. Твой кадьяк отличается от ему подобных.
Точно — дышать. Не разучиться бы это делать, когда перед глазами появлялись ужасающие картины былых сражений, где огромные беры сталкивались в схватках, которым не было числа.