— Отличается?.. — прошептала я, не в силах оторвать взгляда от Севера, который продолжал что-то рассказывать гризли, что стали подходить ближе, хмурясь и прислушиваясь.
— Ты заметила, что у каждого рода беров свои особенные имена?.. — Я закивала в ответ, уткнувшись носом в стекло, отчего на нем остались тонкие дорожки на запотевшем от дыхания месте. — Род бурых называет своих детей духами природы: Луна, Вода, Тайга, Восход. Гризли — духами стихии: Туман, Ураган, Сумрак. Полярные — духами зимы: Ледяной, Лютый, Морозный, Свирепый. А кадьяки?..
— Камнями... — прошептала я, запомнив, что отца Севера звали Алмаз, а дядю, поднявшего бунт против собственного брата, — Карат, в тот момент понимая, что у Севера далеко не каменное имя, отчего тут же повернулась к Лютому, который смотрел на меня, чуть улыбаясь и лукаво изогнув светлую бровь.
— Оба-на, да? — усмехнулся бер, сверкнув своими голубыми глазами. — А мозаика не сходится!..
— Почему так, Лютый?
Губы бера растянулись шире, обнажив его белоснежные клыки, когда он чуть дернул плечом:
— Нам дают имена после перехода…
— Кроме тебя…
— Да, но речь сейчас не об этом. Севера нарекли несвойственным для кадьяка именем, потому что он отличается от своего рода, будучи носителем крови кадьяка. Он Север, потому что способен контролировать свой внутренний огонь, выпуская его наружу лишь в редкие моменты. Он рационален и сдержан, что совершенно не присуще роду кадьяков…
Когда Лютый замолчал, я с трудом могла перевести дух, начиная улыбаться, оттого что Север был не просто красавчиком, но и совершенно уникальным бером, когда Лютый вдруг выдохнул:
— Янтарь…
Как обухом по голове! Точно! А ведь и у него было имя, которое не соответствовало его роду!
— А почему у него… — я не договорила, вздрогнув, когда подскочили одновременно Туман и Ураган, а Лютый просто буквально растворился со стула, оставив за собой лишь размытый след белокурой шевелюры, почти в ту же секунду оказавшись на улице рядом с напряженным Севером.
Чуть заикой не оставил, мать его за ногу!
Можно было быть слепоглухонемым ежиком-альбиносом, а всё равно почувствовать, как вмиг изменился воздух вокруг, буквально затрещав от напряжения беров, что застыли на улице, глядя все в одном направлении куда-то вглубь леса.
— Туман, ради бога, что происходит?! — кинулась я вслед за братьями, слыша, как женщины на кухне закричали мне, чтобы я обязательно оделась, иначе обморожусь, и чувствуя руки Тумана, которые буквально на лету подхватили меня, а его звенящий от напряжения голос пророкотал:
— Янтарь идет.
— И?.. Почему вы все так всполошились? — Сердце глухо ударилось о грудную клетку, отчего внутри всё заныло, предчувствуя беду. — Брат, что происходит?!
Остановившись у входа, чтобы нацепить на меня пуховик и шапку, Туман выбежал на пристроенную веранду, прищурившись, глядя туда же, куда, напряженно застыв, смотрели все беры… Многие из них начинали скалиться и порыкивать, явно принимая слишком воинственные позы.
— Он идет не один...
— Он нашел свой род?.. — отчего-то задрожав, прошептала я, боясь услышать ответ, который прозвучал как звук опустившейся гильотины.
— Свой род… и кадьяков.
Туман даже не почувствовал, как я вцепилась в его плечи, пытаясь извернуться, чтобы увидеть, что происходит, пока сердце стучало истерично и с перебоями, захлебываясь волной истерики и ужасающей паники.
Откуда взялись кадьяки?! Они взяли Янтаря в плен?! Пытали его?! Заставили показать, где мы?!
Хватаясь руками за огромные плечи Тумана, я дрожала так, что было слышно даже мне, как стучат друг об друга зубы, когда с краю леса показалась темная фигура, метнувшаяся к братьям, словно призрак, едва заметный среди ветвей. Эту тень невозможно было бы рассмотреть, если бы не кристально белый снег, который отражал свет холодного солнца.
31 глава
— Спокойно, девочка, это свои, — пробормотал Туман, прижимая меня к себе, потому что я взвизгнула от увиденного, не успев и моргнуть, когда возле Севера и Лютого появился Сумрак. Должно быть, он тоже почувствовал неладное, тут же вернувшись обратно.
Трое самых сильных чистокровных беров стояли, как всегда, впереди, пронзительно всматриваясь в белеющий лес, напряженные и готовые к любому выпаду, заслоняя собой воинов, которые рычали и фыркали даже в обличии мужчин, предостерегая, что не допустят к дому никого, чего бы им это ни стоило.