Но уже через полчаса, снаряженная по последнему слову техники, в легком и невероятно теплом специальном альпинистском костюме, с лыжами за плечами, рацией в карманах, электронным компасом, ножом и дымовой завесой, натертая хвойными ветками даже на лице и восседающая на супербыстром и мощном снегоходе, я сломя голову неслась к Ледяному хребту, за которым развернулся самый настоящий ад…
Оставив снегоход в укрытии и задыхаясь от того, как колотилось мое сердце, я ловко и быстро взбиралась вверх по покатому склону Ледяного хребта, чтобы забраться наверх и увидеть всё своими глазами, уже подошвами ощущая жуткую вибрацию льда под ногами и слыша эхо ужасающего рычания нескольких сотен огромных беров, столкнувшихся в схватке. Каждая минута подъема тянулась вечностью, но, добравшись до вершины, я остолбенела, припав ко льду и глотая слезы…
Что я увижу внизу, когда проползу еще пару метров вперед по плоской вершине, которая была словно вертолетная площадка? Что, если с этой ледяной вершины я увижу смерть тех, кого люблю?..
— Спрыгнешь с отвесной стороны хребта — и дело с концом… — прошептала я себе под нос, вытирая слезы и стараясь заглушить биение разрывающегося сердца.
Я поползла вперед, накинув на голову белый капюшон, чтобы слиться со льдом и снегом воедино, содрогаясь с каждой секундой всё сильнее и сильнее от страшных звуков, которые эхом отражались от величественных льдин, словно сама земля стонала от происходящего на ней…
Мне хватило односекундного взгляда вниз, чтобы желудок скрутило от спазма и в горле застрял удушливый клубок боли и рвущегося крика. Зажмурившись и кусая губы в кровь, чтобы не закричать, я прижалась щекой ко льду, отчего-то не боясь к нему примерзнуть, пытаясь выбросить из головы кровавый лед внизу… Огромная льдина, которая стала местом битвы, была сплошь пропитана багровой кровью и усеяна телами… мужчин и медведей...
Меня трясло так, что зубы едва не вылетали из челюсти, пока я пыталась заново научиться дышать и раскрыть глаза, чтобы понять… чтобы увидеть… нет ли среди павших моих братьев. Как бы больно ни было… Ведь я заранее знала, что смерть каждого из беров станет моей личной смертью… Я буду страдать и умирать с каждым из них, видя их ночами и просыпаясь, задыхаясь от рыданий и стонов.
Я была женой великого бера. Великого воина. И я пришла сюда не для того, чтобы пасть духом и сломить волю тех смелых отважных женщин, которые ждали от меня новостей… плохих или хороших.
Я ЖЕНА БЕРА...
Задержав в себе судорожное дыхание на несколько секунд, я глубоко и протяжно выдохнула, раскрыв глаза и снова подползая к краю, в этот раз стараясь сосредоточиться на другом конце кровавой льдины, где шла ожесточенная битва и где были наши беры.
Глазам пришлось привыкнуть к огромному скоплению многочисленных беров — черных, бурых и белых, когда я наконец четко увидела клин во главе с огромным белым медведем и таким же огромным черным, которые продвигались вперед, отбрасывая от себя черные волны больших медведей одну за другой, словно разбивая их на две части, каждая из которых попадала в лапы черного и белого крыла — отряд Нефрита и отряд Свирепого, что прочесывали раненых кадьяков, оставляя за собой лишь тех, с которыми могла вполне справиться вторая волна, где были бурые и гризли в ошейниках и специальных браслетах.
Проблема была лишь одна: если Севера, Лютого, Нефрита, Свирепого и своих братьев я могла отличить в их медвежьем обличии даже среди сотен других медведей, и то лишь потому, что они всегда держались вместе и я уже видела, как они сражаются, защищая друг друга и слаженно работая вместе, то остальных беров я просто не могла распознать по их мордам в этом сплошном медвежьем месиве. Тут уж никакой бинокль и очки с лупой не спасут...
На секунду я закрыла глаза снова, слизывая кровь со своих прокушенных губ, которым стало больно, оттого что я улыбалась… Боже! Это было так некрасиво и жутко с моей стороны, но мое сердце снова стучало истерично и радостно, давясь болью, ведь мои мальчишки были живы! Все! Моя семья была на передовой этого страшного сражения, но они держались вместе, прикрывая друг друга и поддерживая. От гордости я была готова раздуться и улететь, словно воздушный шарик, потянувшись за рацией, которая была в кармане, чтобы сообщить ожидающим женщинам хотя бы часть новостей и передать тетушке Зои, что наши беры живы, только моя рука дрогнула, выронив рацию, когда за спиной раздался вкрадчивый низкий голос: