И всё равно я искренне желала ему выздоровления и была готова сделать для этого всё, что только могла.
Услышав, как хлопнула дверь, открываясь, я едва не взвизгнула, отчетливо понимая, что, кроме кучи грязной одежды, валяющейся у тазика, в котором я стояла мокрая и совершенно обнаженная, мне больше нечем прикрыться.
— Ну, я же просила не входить!
Естественно, Янтарь не удержался, чтобы не выдать того, что никто не ждал.
И, прислушиваясь из-за ширмы, я пыталась понять, почему в доме было так тихо, начиная думать уже о том, что, возможно, дверь распахнулась сама от порыва ветра?
Или Янтарь притаился за ширмой, чтобы неожиданно выскочить и напугать?
— Я знаю, что ты здесь, и ты меня не испугаешь! — на всякий случай проговорила я, хотя мой голос прозвучал совсем неуверенно, и снова воцарилась абсолютная тишина, заставляя меня сомневаться в собственном психическом здоровье и равновесии.
Хотя о каком здоровье могла идти речь, когда вокруг моего дома расположилась почти целая стая оборотней?
Так что начать разговаривать с собой и пытаться услышать то, чего не было, выглядело вполне себе обыденно в сложившейся ситуации!
4 глава
Кажется, я уже даже вполне расслабилась, когда рядом с кроватью Севера показалась большая белая голова, выросшая словно из самого полумрака, заставляя меня покрываться мурашками и отключая способность думать.
Лютый.
Кровать, где лежал Север, прикрытый чистым покрывалом, была единственным местом, откуда меня было видно всю без прикрас, и, начиная покрываться багровыми пятнами от смущения, я во все глаза смотрела на огромного белого медведя, голубые глаза которого были устремлены только на Севера.
Влажный черный нос коснулся щеки мужчины, словно Лютый пытался по запаху определить, что происходит с его братом, или, возможно, это был такой способ сказать, что он был рядом.
Я не слышала даже тяжелого медвежьего дыхания, пока он был рядом, совершенно не обращая на меня никакого внимания.
Не знаю, как Лютый не оглох от моего колотившегося сердца, удары которого, кажется, были слышны даже на улице.
— Я сделала всё, что могла. Теперь только время покажет, выживет ли он.
Я не знаю, зачем прошептала это, прикрываясь краем ширмы, сооруженной из белой простыни, которая тут же прилипла к моему мокрому телу.
Пыталась оправдаться?
Утешить этого огромного зверя?
Но Лютый не посмотрел на меня, даже услышав мой голос.
Постояв над Севером еще пару секунд, он просто развернулся и ушел, оставляя за собой аромат ледяного океана и лютого мороза.
Выбравшись из тазика и обернувшись влажной простыней, я была растерянна и раздавлена собственными эмоциями, этими днями и чувством жуткого одиночества.
Хотелось просто уснуть и обнаружить ясным солнечным утром, что это был всего лишь странный сон — и не больше.
Что дедушка жив и что сегодня мы пойдем снова искать лечебные травы, пока роса на траве не высохла.
Что нет этих странный полулюдей-полумедведей.
Что всё в мире осталось по-прежнему.
Захлопнув за Лютым дверь, я открыла шторки на окнах и подтащила свою кровать, скрипя по деревянному полу, поближе к Северу, чтобы быть рядом и помочь в случае необходимости.
Он не морщился и больше не скалился от боли.
Его красивое лицо выглядело удивительно умиротворенным, и, приглаживая черные, слегка вьющиеся волосы, чтобы отбросить их осторожно со влажного лба, я тихо прошептала:
— Выздоравливай, ладно? Борись за свою жизнь, где бы ни была твоя душа сейчас. Ты нужен своим братьям. Они переживают за тебя.
Я надеялась, что Север меня слышал всё это время, даже если его черные ресницы не дрогнули и не изменилась ни одна черточка на красивом лице.
Его кожа была такой горячей, что держать ладонь на его лице было сродни ожогу.
И это беспокоило меня.
Температура должна была быть определенно высокой, потому что организм должен бороться за свое выздоровление, но, кажется, он просто пылал, словно пламя.
Капельки пота стекали с его лба в густые черные волосы, и, прежде чем лечь на свою кровать рядом с ним, я притащила влажное полотенце и вытирала периодически пот с его лица, шеи и широкой груди.