Сложно было не залюбоваться им, даже если в голове каждую секунду было ясное осознание того, насколько серьезно он болен сейчас и как опасны ближайшие сутки, которые покажут, всё ли я сделала правильно.
Сон никак не шел, даже несмотря на смертельную усталость.
Мозг продолжал отчаянно работать, извлекая из памяти картины, о которых я хотела бы забыть навсегда.
Не помогали даже милые овечки, которых я старательно считала до 113, измучившись от этого состояния еще больше.
С приходом дня Северу стало только хуже.
Он больше не метался, но его мышцы судорожно напрягались от боли, а кожа горела настолько жутко, что на нем можно было готовить!
Поставив пару уколов, которых оставалось катастрофически мало, и убедившись, что Север немного успокоился и снова уснул глубоким сном, я наконец поднялась, натянув на себя очередную рубашку и джинсы, и осторожно выглянула в окно, прикрывшись шторкой.
Вот она, реальность новой жизни: три больших медведя спали вокруг дома.
Вернее, спали только два.
Лютый, как всегда, сидел у величественного дуба: отрешенный, холодный и жестокий даже в своем плюшевом обличии, словно ему были неведомы сон, боль и прочие чувства.
Янтарь спал, развалившись почти звездой, и кто-то из близнецов спал у порога, положив свою большую темную морду на ступеньки.
Второй близнец, видимо, был в дозоре.
Признаюсь, что я задержала дыхание от паники, когда Лютый поднял белую морду, уставившись ледяными голубыми глазами прямо на меня, словно мог видеть меня даже сквозь ткань.
Ведь я совершенно ничего не знала о них.
Может, они смотрели рентгеновским взглядом?
Могли читать мысли?
Или слышали на расстоянии сотен ярдов?
А может, это всё и сразу?
Поспешно отойдя от окна, я устало опустилась на стул, призадумавшись тяжело и печально.
Я не могу выходить из дома.
Чем же тогда занять себя?
Для начала приготовить завтрак.
И не только себе.
Если судить по многочисленным фильмам, снятым про оборотней, парочку из которых я видела, будучи студенткой и живя короткое время в городе среди людей, эти мужчины всегда были голодными и очень много кушали.
И сегодняшняя ночь, кажется, была явным подтверждением того, что это было правдой.
С трудом отыскав самую большую сковородку, ящик с яйцами и вяленое мясо, я принялась готовить яичницу с беконом, которая должна была войти в книгу рекордов медвежьего Гиннесса, если бы такая только существовала.
Почти килограмм бекона и сорок яиц — по десять на каждую отдельную порцию — это было размером мишек-оборотней.
Правда, казалось, что и этого будет мало, чтобы эти огромные тушки наелись.
Аромат жареного мяса явно был им приятен, потому что стоило только начать готовить, как в окне показалась первая мохнатая морда.
Янтарные глаза приветливо сверкнули, и я помахала рукой медведю, видя, какой довольной стала морда при взгляде на немыслимых размеров тарелку.
Было необычно и забавно научиться замечать, как меняется выражение медвежьих морд, когда сразу за Янтарем во втором окне замаячила довольная морда Тумана или Урагана.
Я пока не могла отличить их в зверином обличье.
Ожидать, что Лютый вот так же упрется черным носом в стекло, было глупым и бессмысленным занятием.
Даже когда я вышла на порог дома, с трудом открыв дверь, потому что держала две большие тарелки с горячей едой, он не шелохнулся, продолжая сидеть у дерева и смотреть на меня своими холодными, отрешенными глазами.
— Доброе утро, — приглушенно и сдержанно кивнула я Янтарю, который двинулся ко мне, не обращая внимания на явно недовольные взгляды Лютого, и, присев на корточки, поставила перед ним тарелку. — Я не знаю, что вы едите на завтрак.
Да уж.
С трудом верилось, что мишки могли бы завтракать в английском стиле овсянкой.