Или умудрялись жарить себе тосты и сосиски на костре, отбирая провизию у визжащих встречных туристов, занимаясь грабежами палаток и вымогательством еды.
Мохнатая бурая морда смешливо фыркнула, и, начиная жутко нервничать от прямого взгляда Лютого, я хотела поскорее вернуться в дом, чувствуя, как кровь во мне начинает буквально застывать, словно мороз забирался мне под кожу.
Вытащив на поляну три тарелки и сжимая в руках вилки, я понимала, как глупо и нелепо выгляжу, стоя со столовыми приборами среди огромных зверей, чьи человеческие глаза смешливо переливались в лучах солнца.
У всех, кроме одного.
И, набравшись смелости, я быстро прошла до Лютого, заставляя свои ноги нести меня вперед, а не бежать в ужасе в дом, когда поставила последнюю, четвертую тарелку перед ним, быстро удалившись.
Он не будет есть.
В этом не было сомнений.
Вернувшись в дом, я закрыла осторожно дверь, борясь с желанием снова подойти к окну, чтобы посмотреть, как будут кушать оборотни.
Но так и не решилась сделать это.
Остаток дня я провела в доме, иногда замечая движение медведей за переделами дома и постоянно находясь рядом с Севером, состояние которого явно ухудшалось.
Когда ночь опустилась снова, дверь осторожно открылась и на пороге показалась высокая мускулистая фигура Янтаря в человеческом обличии и с грудой пустых чистых тарелок, вылизанных так, что можно было и не мыть.
— Тоже белочки? — улыбнулся мне он, повертев тарелками и ставя их на стол, чтобы подойти к кровати, где глубоким сном спал Север.
Его раны воспалились и приобрели жуткий бордово-синий цвет, а я по-прежнему не знала, какую дозу обезболивающего и антибиотиков ему нужно ставить, чтобы была реальная помощь от их действия.
Когда я опасливо покосилась на окно, мужчина лишь дернул плечом:
— Лютый в ночном дозоре.
Очевидно, что так оно и было, раз дверь была открыта, а Янтарь вошел и показал себя человеком.
— Как он? — тихо опустился он на стул рядом со мной, кивая на Севера и начиная хмуриться.
— Плохо, — я тяжело потерла слегка опухшие веки, замерев, когда услышала тяжелый выдох Янтаря, повторившего: «Плохо…», вот только не вопросительно, а скорее, словно подтверждая мои слова. — Раны воспалились, температура не спадает, но, думаю, так оно и должно быть, если бы я только могла понять, нормально ли это для вас.
Янтарь протянул мне свою большую руку, на которую я удивленно уставилась.
— Ты чего?
— Потрогай меня.
Удивленно моргнув пару раз, я осторожно перевела взгляд на лицо Янтаря, пытаясь понять, всё ли с ним в порядке.
Это что еще за предложения эротического характера у койки с больным братом?
— Прошу прощения? — выдохнула я, не скрывая своего напряжения.
— Прикоснись ко мне, — снова кивнул Янтарь, придвинув руку ближе ко мне, и в его глазах не было и доли веселья или озорства.
— С тобой всё в порядке? — осторожно выдавила я, не представляя, что смогу сделать, если с ним было что-то не так, потому что спастись бегством от тех, кто двигался быстрее тебя в десятки раз, было занятием как минимум нелогичным.
Закатив глаза и фыркнув, Янтарь взял мою ладонь, положив на свою руку:
— Мы всегда горячие, и едва ли хватит шкалы градусника, чтобы узнать точно температуру Севера. Но ты можешь узнать об этом хотя бы приблизительно, сравнив с моей температурой тела.
— А! — на мой облегченный выдох Янтарь удивленно изогнул бровь, но всё-таки промолчал, не мешая мне, пока я сосредотачивалась на собственных ощущениях в пальцах, положив вторую ладонь на лоб Севера.
— Он определенно горячее тебя. Иногда мне кажется, если оставить ладонь на его коже дольше, чем на десять секунд, то можно просто обжечься.
Какое-то время мы молчали, глядя на спокойный сон Севера, погрузившись каждый в свои мысли.
— Высокая температура тела — это особенность оборотней? — наконец тихо обратилась я к Янтарю.
— Это медвежья кровь. И мы не оборотни.
— Ясно.
На мой быстрый кивок и взгляд, что я всё поняла, хотя не поняла совершенно ничего, Янтарь улыбнулся, чуть покачав головой, и тихо добавил: