— Если учесть наш образ жизни и то, что мы живем в лесу, наша кровь просто обязана быть горячее, чем у вас, людей, иначе мы бы замерзли до смерти в первую же зиму.
— Да. И вы не оборотни.
— Всё верно.
Конечно, язык просто зудел задать вопрос, который мучил меня с того момента, как я увидела этих странных мужчин: кто же вы такие, если не оборотни?
Но отчетливое понимание того, что это не моего ума дело, не давало мне открыть рот снова.
Север чуть зашевелился, что-то забормотав, и я взяла влажную прохладную тряпку, чтобы в очередной раз протереть его лоб, лицо, шею и грудь, осторожно обходя воспаленные раны.
— То, что говорит Север, — это какое-то особое наречие? — снова повернулась я к Янтарю, заглядывая в его яркие глаза, что беспрестанно смотрели на своего брата, когда мужчина медленно кивнул.
— Это наш язык.
— И о чем говорит Север?
— Я не знаю, — Янтарь тяжело выдохнул, уперевшись локтями в колени, и облокотился подбородком о сложенные ладони, склонившись над раненым воином.
— Не знаешь?
— Нет, — в этот раз Янтарь говорил правду и, чуть помолчав, пожал широким плечом. — Это особенный язык, который знают лишь единицы. Ему обучают специально. Я знаю всего несколько слов и фраз, которые означают приветствие, прощание, подчинение и уважение.
— Ого!
— Да. Но Север говорит что-то другое.
Мы снова замолчали, глядя на брата, когда в дом вошел Туман, а за ним и Ураган.
— В округе всё тихо, — быстро проговорил Туман, оглядывая дом.
Убедившись, что всё в порядке, но оставив дверь открытой, братья-близнецы опустились на пол, усевшись на корточки почти синхронно у изголовья Севера. И снова мне казалось, что они принюхиваются, как это делал утром Лютый, будучи в обличии зверя.
— Могу я спросить еще кое-что?
Янтарь хмыкнул, повернув голову ко мне:
— Ты ведь сделаешь это в любом случае, любопытное создание!
— У меня есть имя!
— И я всё еще помню его, — рассмеялся приглушенно Янтарь, и снова его глаза были подобны расплавленному солнцу или прозрачному душистому меду с крапинками озорства и смешливости. — Спрашивай уже, что опять мучает тебя.
— Вы обнюхиваете Севера?
— Да. Тебя это смущает? — его лукавая усмешка была всё-таки очаровательной и доброй, чего нельзя было сказать о Лютом.
— Ну… нет. Я просто пытаюсь понять, зачем вы это делаете.
— Чтобы почувствовать то, что чувствует он, — приглушенно ответил Ураган, повернувшись ко мне, пока его брат Туман прислонился лбом к влажной щеке Севера, закрыв глаза.
Сердце пропустило один удар, заглохло и застучало с удвоенной силой.
— И что вы чувствуете?
— Всё в порядке, — мягко улыбнулся Ураган, неожиданно подавшись вперед и осторожно сжав мою дрожащую руку в своей большой горячей ладони. — Север — боец, и он не уйдет от нас.
— А что вы можете учуять?
Мужчины пожали плечами практически одновременно, словно говорили об игре в покер, которая ничего для них не значила.
— Всё. Всё, что для нас важно.
— Звучит просто фантастически, — ошарашенно выдохнула я, снова посмотрев на Севера. — И что вы чувствуете у него? Ну… То есть с ним всё в порядке?
— Его кровь чиста, — кивнул Туман, переглянувшись с братьями, словно советуясь, стоит ли это говорить. — Место раны пахнет словно паленым, но это можно объяснить тем, что кровь на концах кожи запеклась и вычистить ее полностью невозможно. Мы не чувствуем гниения, значит, рана чистая и должна зарасти.
— Слава Богу, — облегченно выдохнула я, чувствуя в душе окрыленность от того, что мои самые жуткие опасения не подтвердились, и, уткнувшись носом в горячее плечо Янтаря, блаженно закрыла глаза.
Север будет жить!
Мужчины рассмеялись надо мной, когда нос Янтаря приземлился на мою макушку, чуть стукнув, и смешливый низкий голос надо мной промурлыкал:
— Ну, мы будем ужинать или как?
— И всё-таки фильмы не врут о вашей прожорливости! — улыбнулась я, поднимаясь, чтобы приготовить этим вечно голодным необоротням много-много еды с большим количеством мяса, которое с такими темпами закончится уже через пару дней, хотя было рассчитано на всю зиму. Только стоило ли об этом переживать, если я знала, что до зимы не доживу?