Север осторожно опустил меня в воду, но так и не нашел что сказать.
Только поцеловал в висок, выдыхая с дрожью.
— Я обещаю, что так страшно и больно было только сегодня. Больше такого не повторится. Твое тело привыкнет к моему, и всё будет иначе.
Нет, думать об этом прямо сейчас я определенно не хотела!
— Север, иди к братьям. На сегодня достаточно, — торопливо вошла тетушка Зои, давая мужчине понять, что его время вышло.
— Да, уже ухожу.
Делать это он явно не хотел.
Словно боялся, что со мной что-то может случиться, если я останусь без него.
Но всё-таки он благоразумно вышел, тихо прикрыв за собой дверь, а я выдохнула с дрожью, но без облегчения.
Шок так и не проходил.
— Всё хорошо, моя хорошая, — гладила меня по волосам тетушка Зои, когда подалась и обняла меня, тут же промокнув до нитки. — Всё позади, моя девочка.
Она гладила и укачивала меня до тех пор, пока я не стала дышать ровно и размеренно. А потом помогла освободиться от намокшей одежды, протягивая стакан с ароматным чаем.
— Выпей это, дочка. Это поможет тебе успокоиться и уменьшит боль.
Содрогнувшись от пережитого и стараясь не думать о том, что за пределами бани ходят беры, я взяла стакан, тихо выдавив:
— Вы всё слышали?
Убирая мокрую кровавую одежду с глаз, тетушка покачала головой, улыбнувшись грустно и понимающе:
— Нет, я ведь всего лишь человек. Но мой муж был бером, как и твой Север.
— Он не мой, — прошептала я.
— Теперь уже твой, дочка. И поверь мне, у женщин и без беров первый раз бывает очень болезненный и неприятный.
Тетушка улыбалась мне тепло и поддерживающе и села на деревянную скамью рядом.
— У вас с мужем так же было?
— Хуже, — только почему-то она улыбнулась сильнее, сокрушенно покачав головой. — Не все берсерки способны сдерживать себя, как Север. У него кровь горячая, огненная, а голова холодная. Мой муж таким не был. Одно спасло, что он не был чистокровным, а иначе едва ли я бы в живых осталась после первого раза! Но он ухаживал за мной несколько недель, словно за ребенком. Все прихоти мои исполнял, даже дал себя побить. А потом я его полюбила… Пей скорее, пока чай не остыл!
И я послушно пила, чувствуя, как слабость постепенно отвоевывает тело у жгучей боли.
— Вы расскажете мне о вас и вашем муже?
— Конечно! Всё, что захочешь знать, но только завтра. А теперь тебе пора спать.
Пытаясь выбраться из ванны, я понимала, что ноги меня просто не держат, содрогаясь и складываясь, как у новорожденного оленя.
Болело просто всё!
Даже ресницы и ногти, из-под которых я усердно выковыривала засохшую кровь, пока отмокала в воде, потерявшись во времени.
— Подожди-ка, милая!
С трудом удерживая свое болезненное тело в вертикальном положении, я с благодарностью улыбнулась, когда тетушка ловко замотала меня в огромное красное полотенце, завязав его под грудью, и, поддерживая за руку, скомандовала:
— Выносите!
От высокой темной фигуры, появившейся в дверях, которая склонилась, чтобы войти, я снова шарахнулась назад, но солнечные глаза заставили расслабиться.
— Янтарь, — выдохнула я облегченно, пытаясь улыбнуться.
Я видела, как мужчина рассматривает меня, заставляя себя улыбаться, хотя в глазах была тревога.
— Я! Твоя персональная нянька с трехнедельным опытом работы.
— Меня всё устраивает, — кивнула я, стараясь не морщиться от ноющей и кусающей внутри боли, когда Янтарь вынес меня из бани.
Прямо на нас шла еще одна большая фигура, едва различимая в темноте ночи.
Из мрака вышел Туман, осторожно улыбаясь и изучая меня своими зелеными глазами, а потом улыбнулся:
— Твоя постель готова, детка.
— А мне не сказали, что няньки две, — чуть улыбнулась я и почему-то оглянулась по сторонам в поисках Севера.
— Север и Лютый ушли, — тут же отозвался Туман.
— Два морозных засранца, — пробормотала я, улыбнувшись от смеха двух беров.
— Надо запомнить!
— Спорим, что братья не оценят?
— Их проблемы!
— Пошли.