— Хочу забрать твою боль, — тихий голос Севера в этой темноте казался просто сказочным и настолько мягким, словно его можно было ощутить на ощупь, как кошачьи лапки.
— …Ты мог бы ее не причинять.
Выдох Севера за моей спиной был протяжным и тяжелым:
— По-другому нельзя, девочка. Ты — человек, а законы беров жестоки.
— Законы беров гласят насиловать людей?
— Я не насиловал тебя. Сделал тебя своей женой.
Он был прав, и спорить с ним я не хотела.
Сейчас во мне говорили боль и обида, но никак не здравый смысл.
Север снова замолчал, а потом произнес так же тихо и убаюкивающе:
— В мире беров нет места людям. И если ты знаешь о нас, то должна быть либо мертва, либо…
— Ходить с клеймом?
— С меткой, — судя по голосу, Север улыбался. — Девушка с меткой бера неприкосновенна для остальных.
— И нет другого способа ставить эту метку? Ну не знаю… Потереться?
Ладонь Севера шевельнулась, отчего я сжалась, но он лишь легко погладил мой живот, обволакивая своим теплом.
— У каждого бера есть свой запах, данный от природы. Этот запах должен смешаться с запахом девушки, оберегая ее.
— А поплевать на руки и пожать ладони не получится?
Север приглушенно рассмеялся, снова погладив мой живот, но не делал попытки проскользнуть внутрь бедер:
— Боюсь, что так просто не получится.
— Я заметила, — пробормотала я, не желая признаваться себе в том, что его тепло на самом деле действует успокаивающе на мой многострадальный живот.
Боль утихала постепенно, но весьма заметно, словно испугавшись его присутствия рядом.
Притихнув, я просто лежала под его ладонью, почему-то думая о том, что опустись он немного ниже, возможно, прошло бы и неприятное чувство между бедер, где что-то пульсировало и жгло.
Не знаю почему, но в моей голове вспыхнул образ того, как мы стояли у сломленного дерева и его пальцы были во мне, не пугая болью, а даря эмоции, которых я зря боялась тогда…
— Мия, о чем ты думаешь?
Стоило его голосу, мягкому и убаюкивающему, поймать легкую хрипотцу, как холодный пот выступил на теле, потому что он был предвестником большой беды. И его возбуждения.
Я сжалась, ощущая его резкий выдох и тишину, словно Север затаил дыхание.
— Я не трону тебя, девочка.
Возможно, пришел с намерением поговорить, но я уже слышала эти вибрирующие нотки и зарождающийся рокот в его груди и отчетливо понимала, что его зверь пробудился.
Только Север по-прежнему не пытался пошевелиться, только неожиданно прошептал:
— Не всегда будет больно.
— Не думаю, что я захочу попробовать это еще раз.
Мой откровенный ответ вызвал улыбку, которую я почувствовала в его голосе:
— Захочешь, поверь мне. И потом скажешь, что я был прав.
Какая нечеловеческая самонадеянность!
Я едва не фыркнула.
— Как-то не верится, что я буду обсуждать с тобой такие вещи.
— Почему нет? Сестрички у беров не предусмотрены. Ну только если заплести Туману косу.
Не выдержав, я улыбнулась, а его ладонь снова сделала поглаживающий круг на моем животе и опустилась на место, где было тепло и где умирала боль.
— Лишь бы потом Туман тебе не заплел чего другого, — хохотнула я.
Север тихо рассмеялся за моей спиной, и его бархатное звучание растеклось по мне странными предательскими мурашками, которые он, очевидно, заметил.
Он замолчал и снова затаил дыхание, а потом неожиданно принялся неловко запихивать свободной рукой толстое одеяло между моей спиной и собой.
— Мне не холодно, — пролепетала я, слыша его сиплое и приглушенное:
— Зато мне слишком жарко.
Я напряглась снова, слыша знакомые нотки в его голосе, и чувствовала, как окаменело его огромное тело.
Север затаил дыхание, прежде чем проговорил:
— У нас не будет всё легко, Мия.
15 глава
Я бы хотела сказать ему, что уже заметила это, но решила промолчать, а Север не остановился, вдруг заговорив снова:
— Согласно нашей легенде, очень давно жил человек, имеющий власть над животными. Он не пытался подавить их. Не вставал выше. Он пользовался их доверием настолько, что мог использовать магию, отсылая свою душу в тело зверя. Его душа была связана с телом великого медведя, который позволял использовать свою мощь во время битв. Однажды враги нашли тело мага и закололи его, оставив его душу скитаться на воле, не зная покоя. Медведь пустил его в себя. Долгое время две души в теле зверя существовали едино, и маг понял, что больше не сможет быть человеком, оставишь зверем навсегда. Он не мог вернуться к любимой жене, не мог говорить.