Упиваясь новыми эмоциями и ощущениями, я тонула в собственной свободе, словно слова Севера опустить себя и не бояться стали каким-то заклинанием.
И очевидно, что всё просто не закончилось бы одним поцелуем, пусть даже таким горячим и глубоким, если бы не громкое «Кхм-кхм!» за моей спиной.
Север рыкнул в мои губы злобно и несдержанно и отстранился, пророкотав:
— Уже идем!
Я не успела даже понять, кто именно стал свидетелем нашего «доброго утра», и покраснела, пытаясь восстановить дыхание, потому что видела, как вздымается грудь Севера, и отчетливо понимала, что сама дышу далеко не размеренно и глубоко.
— Готова оседлать меня, девочка?
Слыша хриплый смешок над собой, я всё равно не смогла найти в себе силы, чтобы улыбнуться или хоть как-то отреагировать на слова Севера, кроме того, что тело снова налилось жаром, потому что я думала не о поездке. И проблема была в том, что Север чувствовал это, как всегда, излишне остро, прорычав что-то на своем медвежьем языке, и осторожно опустил меня на ноги.
— Надень куртку, Мия. Скоро будет еще холоднее.
В следующую секунду Север опустился на колени и, издав рычание, обратился в огромного черного медведя.
Он опустил голову на мокрую траву и подставил большую лапу, чтобы помочь забраться на него.
Как можно быстрее я достала из рюкзака пуховик, нацепив его на себя, и только в тот момент почувствовала, что на самом деле стало довольно прохладно, а на траве местами лежал мокрый снег.
Значит, далекая холодная Арктика уже где-то близко?
Я послушно забралась на медведя.
От его тела исходил жар, и казалось, что если бы он шел медленнее, то снег под его большими широкими лапами просто таял бы.
Но медведь побежал, отчего мне пришлось пригнуться и держаться за длинную жесткую шерсть, прищуриваясь от летящего в лицо не то снега, не то дождя и порывов ветра.
Север летел так, словно поставил перед собой цель прийти первым на этой дистанции, иногда порыкивая и скалясь от каких-то своих мыслей.
Скоро мы нагнали остальных беров, что неслись вперед с такой же скоростью и легкостью, словно только пару минут назад выскочили из дома.
Я и представить не могла, насколько выносливыми и сильными они были, способные преодолевать огромные расстояния, не прекращая бега уже вторые сутки подряд.
Помня слова Лютого, оставалось только надеяться, что завтра будет привал и беры смогут отдохнуть и отоспаться.
Прижимаясь к массивной мохнатой шее Севера, которую я не смогла бы даже при желании обхватить руками, я натягивала на себя капюшон сильнее, отмечая, как изменился ландшафт пробегающей мимо нас земли. И погода.
Теперь шел снегопад с резким порывистым ветром, и некуда было спрятаться от его пронизывающего дыхания, потому что густой темный лес сменился практически голой равниной, где изредка показывался лысый кустарник или проступала сквозь снег жухлая трава.
Жар медвежьего тела Севера спасал меня от холода, буквально окутывая, вот только тепло было снизу, а спина всё равно заметно подмерзала.
На одной из вынужденных остановок, когда беры снова обратились в мужчин, переговариваясь и что-то решая, я пряталась за небольшим сугробом, чтобы справить нужду.
Я возносила молитвы благодарности тетушке Зои, которая наложила целый рюкзак теплых вещей, натягивая на себя теперь уже и шапку под капюшон и даже теплый шарф, вздрагивая и морщась при виде обнаженных мужчин, которые стояли посреди снежной бури и клубов снега, выглядя при этом так, словно были на пляже в Гоа!
— Замерзла? — тихо спрашивал Север, обнимая горячими руками, чье тепло пробиралось даже сквозь три слоя одежды, и поднимал на руки, чтобы мои глаза были на уровне его красивого лица, которое в эти дни я видела крайне редко, а поэтому соскучилась.
С упоением и затаенным восторгом я всматривалась в его большие синие глаза, которые продолжали полыхать огнем, что не смог потушить даже этот порывистый ветер с жалящим снегом. И улыбалась, когда белые снежинки падали на черные длинные ресницы, к которым я чуть прикасалась кончиками пальцев.