— Выдвигаемся. Скоро солнце взойдет, и к этому времени мы должны быть уже на территории белых.
Голос Лютого снова вонзался холодом даже под тонной одежды, и беры стали выходить из пещеры один за другим, улыбаясь и подмигивая мне.
Мы с Севером выходили последними, и, ступив за порог нашего дикого каменного жилища, я поняла, что Лютый был прав и в том, что заставил надеть на себя совершенно всё, что я смогла найти в рюкзаке.
Потому что на улице было не просто холодно, а жутко от того, как мерзлый воздух пробирался в легкие почти со свистом. Снежная буря стихла, и стояла совершенная тишина и трещащий мороз, от которого ресницы вмиг стали белыми, принявшись цепляться друг за друга.
— Вам и сейчас не холодно? — покосилась я на обнаженного Севера, который стоял рядом, всматриваясь куда-то в бескрайнюю равнину, вдалеке которой виделись горы и пара лысых кустиков из-под слоя снега.
Бер улыбнулся своей очаровательной улыбкой, обнажив острые клыки, и просто покачал головой. Страшно было даже спросить, сколько градусов ниже нуля витало в этом воздухе! Лучше было не искать градусников, не считая того, что торчал из бедер Севера. Только его температура явно зашкаливала в великом и могучем плюсе.
— Медвежья кровь, помнишь? — синие глаза полыхнули, только моим мурашкам не суждено было даже встрепенуться, потому что беры один за другим обращались в медведей, выступая за холодным сосредоточенным белым медведем, который шел, как всегда, впереди.
— Нам пора, — с сожалением выдохнул в мои губы Север, склонившись и чуть укусив за нижнюю губу. А потом опустился на колени, став черным мишкой, на которого я залезла уже со знанием дела, чуть поморщившись от того, что бедра внутри тут же заныли, а в голове с радостью замелькали воспоминания о проведенной ночи.
Только слыша под собой утробное низкое мурчание медведя, которое отдавалось приятной вибрацией во всем теле, я чуть улыбнулась, прошептав:
— Не отвлекайся от дороги, Север.
Бер недовольно фыркнул и зашагал вперед.
В этот раз медведи не неслись вперед с бешеной скоростью.
Они вышагивали синхронно и осторожно, словно принюхивались каждую секунду своего пути, хотя вокруг не было бескрайнего леса, откуда мог бы выскочить незримый противник.
Равнина была словно на ладони на много десятков километров вперед.
Но напряжение буквально витало в воздухе, отчего и я сосредоточенно всматривалась в горизонт, прижимаясь к горячему телу медведя, чтобы согреться, словно мои глаза могли увидеть что-то, что видели глаза беров.
Теперь они шли другим строем, словно клин, началом которого был Лютый, а прикрывал тылы Север.
И отчего-то было страшно.
Пусть этот страх не был явным.
Он сидел где-то внутри меня в трепыхающемся ритме сердца, когда я прислушивалась к размеренному дыханию Севера под собой, стараясь убедить себя, что всё будет хорошо.
В конце концов, гризли тоже сначала восприняли нас в штыки, но всё ведь закончилось хорошо.
Мир. Дружба. И плантация Сумрака.
Скоро я поняла, что равнина не была идеальной и ровной, а то, что я сначала приняла за горы, оказалось двумя большими льдинами, над которыми поднималось солнце, очерчивая на заснеженной земле идеально ровный полукруг, возле которого беры остановились, буквально застыв.
Пару минут они просто стояли, кажется, даже перестав дышать, и я слышала в этой хрустящей от мороза тишине, как начинает колотиться мое сердце, даже если глаза не видели опасности.
— Дальше идем людьми.
Лютый обернулся в человека первым и зашагал неспешно вперед. За ним это сделали все остальные.
Спустившись со спины Севера, который тут же обратился в человека, я понимала, что начинаю дрожать.
— Что происходит? — прошептала я, когда Север склонился надо мной, чтобы поднять на руки.
— Здесь начинаются земли белых.
— Но почему вы обернулись?
— Если мы войдем в облике зверей, это символ того, что мы идем с агрессией.
Я лишь кивнула, прижимаясь к большому горячему телу Севера, но не потому, что искала тепла. А просто хотела быть ближе к нему, начиная опасаться, что эти минуты могут скоро стать последними.
Теперь я понимала, почему на землях гризли братья всегда оставались в обличии людей, даже когда на них нападали разъяренные беры. И почему Сумрак не спешил принимать свое звериное обличье. Но сейчас я содрогалась, обвивая Севера за могучую шею, и вдыхала его родной аромат, чувствуя даже какую-то обреченность, потому что братья шли вперед молча и были напряжены как никогда. Даже когда на нас охотились кадьяки, а Север был обездвижен.