А потом она заметила, что каждый раз детали убегают в одну и ту же сторону – к карте.
– Странно, – пробормотала Фог, переворачивая тонкий металлический лист. – Вроде бы обычная карта. Может, одна из встроенных капсул намагнитилась?
Пришлось снова доставать окулюс из сундука.
Поначалу, при маленьком увеличении, карта по-прежнему выглядела исправной. Но затем Фог перевернула её и, развесив по комнате побольше светильников, подкрутила окулюс.
На оборотной стороне начал проступать тончайший узор.
По невесомой паутине, туго натянутой на металлическую пластину, сочилась морт – до того жидкая, что даже цвет сменился с фиолетового на бледно-розовый. Вооружившись стальной иглой, Фогарта аккуратно поддела одну из нитей. Та сразу же лопнула с неприятным, дребезжащим звуком.
– Ничего не понимаю, – нахмурилась Фог, разглядывая нить через окулюс. – Это что… волос человеческий?
Напитанные морт волосы располагались на карте хаотически. И Фогарта только-только начала их распутывать, когда дирижабль тряхнуло так сильно, что это уже никак не получалось игнорировать. За иллюминатором было темным-темно, как ночью.
– Капитан, что случилось? – выпалила она, влетая в рубку. – Могу я… – и осеклась.
Красивые, похожие на горы взбитых сливок облака на горизонте превратились в жуткие, вздыбленные горы чёрно-фиолетового цвета. Нижний край был прошит молниями, как обрывистый берег – древесными корнями. Вниз от него тянулся хобот-воронка – почти до самой земли, казавшейся отсюда штопаной шалью, небрежно сброшенной какой-нибудь богиней.
Сидше уступил место первому пилоту и наблюдал теперь за приближающейся грозой со странным спокойствием.
– Это не обычная туча, – негромко сказал он, а потом коротко приказал: – Госпожа, подайте вашу руку. Ту, на которой кольцо Дуэсы.
Но Фог уже и сама поняла.
– Сейчас, – хрипло выдохнула она, снова надвигая окулюс на левый глаз. – Тут есть источник света поярче? Или поближе…
Вместо ответа Сидше сорвал с потолка шар-светлячок и поднёс его к руке Фогарты.
– Видите что-нибудь?
Грудь стиснуло, словно легкие превратились в кусок льда.
– Вижу.
Камень в первый раз показался с виду ярко-голубым, потом – переливался радугой в лучах закатного солнца; но теперь он стал гнилостно-розовым, как открытая язва, и Фог мерещился почему-то приторный запах леденцов.
– Снять можете? – Сидше сунул руку за отворот хисты.
Фог повертела кольцо.
– Туго. Странно, только недавно оно едва ли не падало, а сейчас – как приросло.
Молния прошила тучу совсем близко, на мгновение ослепив.
– Ну что ж, – сказал капитан, переждав удар грома. – Придется рубить.
За отворотом хисты у него оказался нож.
Фогарте стало дурно.
– Ну уж нет! Что за… что за… – Она не могла даже нужное слово подобрать, а потом вдруг рассердилась, как никогда в жизни. Разом на всех – на капитана с его ножом, на притворщицу Дуэсу, на законы морт, на свою собственную глупость. – Что за дилетантство! Дремучее невежество! Сидше, какой же вы дурак! – вырвалось у неё, и сразу стало легче. – Только бы травить, пугать, смущать и резать! – Фог взмахнула левой рукой, скручивая всю доступную морт в тугой жгут, потянула ещё и ещё. – Я сейчас сама аккуратно… потихоньку… – Морт сгущалась и сгущалась, пока не обрела форму и плотность кристалла, а Фог всё продолжала её нагнетать. – …потихоньку раздавлю его, к пёсьей матери! А, чтоб тебя! – всхлипнула она и из последних сил шарахнула сгустком морт по камню. – За что? Что я тебе сделала-то?
Камень брызнул в стороны цветными осколками. Фог молча плюхнулась на колени и сгребла крошку на ладонь.
Сидше рассмеялся.
– Что ж, можно и так, – кивнул он и убрал нож. – Март, возьми осколки и кольцо, выбросишь через люк для мусора. Понял?
– Слушаюсь.
– Фогарта, вы успокоились? – Сидше наклонился и положил ей руку на плечо, несильно стискивая пальцы.
– Нет. – Грудь ходуном ходила, так что дышать было почти больно. – Гроза не развеется. Даже если кольцо её притянуло, теперь она уже существует сама по себе. Ваш дирижабль выдержит?
– «Штерра»? Не думаю. Но ничего страшного. Просто уйдём выше, как и хотели. Чирре, ещё пятьсот. Курс прежний.
Натужно скрипя, словно рассохшаяся повозка, «Штерра» стала набирать высоту. Фогарта, так и не сумев подняться, отползла в сторону и прислонилась к стенке. Звуки доносились как из кувшина, гулко и невнятно. Сидше говорил что-то о гребне грозы, через который будто бы надо перевалить, и тогда худшее останется позади. Бледный и взмокший от напряжения Чирре называл страшные цифры: две тысячи, две с половиной, три… На четырёх с половиной тысячах бурлящая серость за бортом схлынула, и глаза резанул солнечный свет, такой яркий и холодный, что выступили слёзы.