Маргарет презрительно пожала плечами.
– Я не в восторге от дамских угодников, папа. Но поскольку мистер Торнтон ценит вас и является вашим другом…
– Единственным в Милтоне, – вставила миссис Хейл.
– …мы примем его, как желанного гостя, и угостим чем-нибудь вкусненьким. Диксон будет польщена, если мы попросим ее сделать кокосовые пирожные. А я пока поглажу ваши чепчики, мама.
Этим утром Маргарет хотела, чтобы мистер Торнтон уехал куда-нибудь далеко-далеко. Она запланировала для себя другие занятия: написать письмо Эдит, почитать Данте, сходить в гости к Хиггинсам. Вместо этого она гладила, выслушивала жалобы Диксон и надеялась, что, проявив к последней симпатию, защитит свою мать от груза печали старой служанки. Время от времени она напоминала себе об уважении, с которым ее отец относился к мистеру Торнтону. От подавленного раздражения и усталости у нее начался один из худших приступов головной боли. В последнее время эти приступы часто донимали ее. Вернувшись в гостиную, Маргарет едва могла говорить, поэтому сказала матери, что она больше не Пегги-прачка, а леди Хейл, со всеми вытекающими последствиями. Ей просто хотелось пошутить. Она не думала, что мать примет ее слова всерьез. После этого она еще долго бранила себя за свою болтливость.
– Да, если бы кто-то сказал мне, когда я была мисс Бересфорд, одной из самых красивых девушек графства, что мое дитя будет стоять полдня в маленькой кухне, выполняя работу служанки, чтобы подготовиться к визиту местного торговца, который оказался единственным другом…
– Мама! – вскочив, воскликнула Маргарет. – Не наказывайте меня за мою несдержанность! Ради вас с папой я согласна на любую работу – на глажку, мытье полов и тарелок. Но я рождена леди и воспитана должным образом. Этого у меня не отнять. Сейчас я устала. Вот отдохну немного и через полчаса снова буду готова к выполнению домашних обязанностей. Что касается мистера Торнтона, то почему бы ему не заниматься торговлей? Не думаю, что с его образованием он способен на нечто большее.
Не в силах продолжать беседу, Маргарет медленно удалилась в свою комнату.
В то же самое время в доме мистера Торнтона можно было наблюдать похожую сцену. Крупная леди, намного старше среднего возраста, занималась шитьем в красиво меблированной столовой. Она выглядела скорее сильной и массивной, чем тяжеловесной. Выражение ее лица медленно менялось от решительного к еще более решительному. Во внешности женщины не было ничего особенного, но люди, взглянув на леди один раз, обычно смотрели на нее снова, даже прохожие на улице. Они оборачивались и провожали взорами эту крепкую, суровую и горделивую даму, которая никому не уступала дорогу и не останавливалась в своем прямолинейном движении к заранее намеченной цели.
На ней было красивое платье из черного шелка, ни одна нить которого не имела видимых дефектов. Женщина штопала большую скатерть из ткани высокого качества. Время от времени она приподнимала ее и держала перед свечой, выискивая потертые места, которые требовали деликатной заботы. Единственными книгами в этой комнате были «Библейские комментарии» Мэтью Генри. Все шесть томов аккуратно стояли на верхней полке массивного буфета, подпертые с одной стороны масляной лампой, а с другой – чайником. Из дальней комнаты доносились звуки фортепьяно. Кто-то наигрывал morceau de salon[3], исполняя композиции излишне поспешно – каждая третья нота была либо неакцентированной, либо полностью пропущенной. Некоторые аккорды звучали фальшиво, но это ничуть не смущало исполнителя. Услышав за дверью решительные шаги, во многом похожие на ее собственные, миссис Торнтон громко спросила:
– Джон, это ты?
Ее сын открыл дверь и остановился на пороге.
– Почему ты пришел так рано? Ты же собирался на чаепитие к другу мистера Белла. Как там его? Мистер Хейл?
– Да, собирался. Я пришел переодеться!
– Переодеться? Хм! Когда я была девушкой, молодые мужчины почему-то одевались раз в день. И этого им хватало! Зачем тебе переодеваться, если ты идешь к бывшему священнику на чашку чая?
– Мистер Хейл – джентльмен, а его жена и дочь – настоящие леди.
– Жена и дочь! Они тоже учат или занимаются чем-то другим? Ты не говорил мне о них.
– Да, мама, потому что я еще не видел миссис Хейл. А с ее дочерью мне довелось общаться около получаса.
– Джон, эта девушка без пенни за душой. Смотри, чтобы она не задурила тебе голову.
– Ты же знаешь, что я не поддаюсь на женские уловки. Но я не хотел бы говорить о мисс Хейл подобным образом. Такие предположения оскорбительны и для нее, и для меня. Я еще не встречал юных леди, которые пытались бы «окольцевать» меня, и мне не верится, что кто-нибудь из них отважится на такое бесполезное дело.