— Пожалуй, вооружусь ножом, — заметил священник. — Прошли те дни, когда и я мог поглощать фрукты тем примитивным, варварским способом, который вы только что описали. Теперь приходится все чистить и резать на дольки.
Маргарет сорвала свекольный лист и соорудила тарелку, особенно живописно оттенявшую золото сочных плодов. Генри смотрел не столько на десерт, сколько на нее, в то время как мистер Хейл, решив со всей возможной глубиной прочувствовать безмятежность и красоту украденного у тревоги часа, с пристрастием выбрал самую спелую грушу и уселся на садовую скамейку, чтобы спокойно вкусить блаженство.
Маргарет и мистер Леннокс, предоставив ему такую возможность, медленно пошли по дорожке вдоль южной стены, где все еще деловито жужжали пчелы.
— Какую восхитительную жизнь вы здесь ведете! Всегда презирал поэтов, воспевавших хижину у подножия холма и все такое прочее. Но правда заключается в том, что я ничем не лучше кокни. Сейчас кажется, что двадцать лет прилежных занятий юриспруденцией не стоят одного года этой чистой безмятежной жизни. Какое синее небо! — Генри поднял взгляд и показал на огромное дерево, надежно защищавшее сад от остального мира. — Какие яркие, багрово-янтарные листья!
— И все же не стоит забывать, что наше небо не всегда такое синее, как сейчас. Случаются дожди, листья имеют обыкновение опадать, мокнуть, чернеть и гнить. Впрочем, Хелстон безупречен не больше, чем любое другое место на земле. Вспомните, с каким презрением вы встретили мой рассказ о нем на Харли-стрит: назвали деревней из сказки.
— «Презрение» — чересчур сильное слово, Маргарет.
— Возможно. Дело в том, что мне хотелось поделиться самым дорогим воспоминанием, а вы… какое же слово подобрать? Отозвались о Хелстоне неуважительно, даже с пренебрежением.
— Больше никогда не поступлю так опрометчиво! — горячо пообещал Леннокс.
Они завернули за угол.
— Хотелось бы, Маргарет… — Он умолк и остановился в нерешительности.
Успешный юрист всегда выглядел настолько уверенным в себе, что Маргарет взглянула на него удивленно и вопросительно, однако уже в следующий миг — сама не понимая почему — захотела поскорее вернуться к матери, к отцу; уйти от него подальше, чтобы не слышать тех слов, ответа на которые не знала. В другое время сильная воля и гордость подавили бы внезапное волнение — хотелось бы верить, оставшееся незамеченным. Разумеется, она сумеет найти слова, причем единственно правильные. Как трусливо и недостойно опасаться разговора, как будто она не сможет прервать его проявлением девичьего достоинства.
— Маргарет! — Леннокс внезапно взял ее за руку, так что ей пришлось остановиться и, презирая себя за сердечный трепет, обратиться в слух. — Как бы мне хотелось, чтобы вы любили Хелстон не так преданно, не чувствовали себя здесь абсолютно спокойной и счастливой. После трехмесячной разлуки я надеялся увидеть, что вы тоскуете по Лондону и хотя бы немного скучаете по лондонским друзьям. Возможно, тогда вы более благосклонно выслушали бы человека, который пока не готов предложить многое — лишь надежды на будущее, — но любит вас всем сердцем и не может более скрывать свои чувства.
Все время, пока он произносил свою пламенную речь, она упрямо старалась выдернуть руку, поэтому Генри насторожился:
— Неужели я вас напугал? Ответьте же!
Губы ее задрожали, в глазах появились слезы. Усилием воли Маргарет заставила себя успокоиться, и лишь когда справилась и голос ей подчинился, заговорила:
— Вы меня ошеломили. Не подозревала ничего подобного. Всегда считала вас другом и, пожалуйста, впредь хотела бы того же. Речи, подобные вашей, совсем мне не нравятся. Не могу ответить так, как вам бы хотелось, и в то же время боюсь вас огорчить.
— Маргарет, — произнес Генри, посмотрев ей в глаза и встретив открытый, прямой взгляд, полный искренней веры и боязни причинить боль.
«Возможно, вы уже кого-то любите?» — хотел было он спросить, но почувствовал, что вопрос оскорбит незамутненную глубину этих глаз.
— Простите за спешку и прямоту. Я наказан. Позвольте хотя бы надеяться. Подарите слабое утешение заверением, что никогда не встречали никого, кого могли бы…
Закончить фразу у него не хватило смелости, и Маргарет безжалостно обвинила себя в жестокости.