С тех пор, как принц ушел, он не шевельнулся, не поднял искалеченную руку, не вздохнул. Он даже не чувствовал биения собственного сердца. Наконец до него донеслись шаги и голоса, звон кольчуг, лязг мечей. Кто-то приближался к каюте, где закончилась его жизнь. Коннингтон равнодушно слушал эти звуки. Ему было безразлично, что этим людям от него нужно. Если им удастся обнаружить на его изношенном, пораженном болезнью теле хоть что-нибудь ценное, пусть забирают. Скорее всего, его просто вышвырнут за борт, в темные воды, омывающие Драконий Камень, чтобы он больше не распространял серую заразу. Пускай. Он и так зажился на свете.
Все пропало. Все пропало. Лорд Джон едва мог вспомнить те волшебные дни, которыми наслаждался всего несколько месяцев назад, когда победа Эйегона казалась решенным делом, его власть над Семью Королевствами - неоспоримой, а взятие Королевской Гавани – всего лишь формальностью. Любой старый вояка подтвердит, что именно поэтому не нужно избегать битв, а любой юнец, который считает иначе, не доживет до старости. Коннингтон был самым что ни на есть старым воякой, и правила войны не изменились – а он по собственной глупости сам выкинул себя из игры. Каждый клинок со временем теряет остроту, а он никогда не был легендарным героем из хвалебных песен. На самом деле, все, что с виду казалось достойным похвалы и уважения, на поверку оказалось подделкой. Лорд из прославленного и благородного дома – от которого остались лишь жалкие обломки. Десница Короля – с позором изгнанный за разгромное поражение в битве. Близкий товарищ принца – низвергнутого и убитого, терзаемый бесплодными сожалениями о том, как все могло бы быть. Наемник – не заслуживший даже дурной славы. Капитан и полководец, приемный отец законного наследника престола, - едва собственными руками (ха-ха, лучше не скажешь) не проваливший всю кампанию. Одинокий, лишенный милости своего принца, теперь он сидит и ждет, когда его собственные люди придут к нему, чтобы убить.
Словом, понял Коннингтон, он – отличное орудие. Отличная мишень для лжи.
Разве в его жизни был смысл? Он не разглядел бы его, даже если бы увидел. А может, он так отчаянно цеплялся за воспоминания о Рейегаре, что проглядел правду, которая была у него прямо перед глазами? Как долго он позволял Иллирио и Варису обманывать его? Как долго? Вся его жизнь была сплошным притворством. Я плясал под дудку безумцев, скоморохов и дураков. Они приказывали мне прыгать, а я лишь спрашивал, высоко ли.
Поглощенный горькими мыслями, Коннингтон едва расслышал резкий стук в дверь и даже не поднял голову, когда та распахнулась. В каюту вошли полдюжины воинов, но ни один не рискнул приблизиться. Его больная рука, словно какой-то посторонний предмет, лежала на колене, по-прежнему без перчатки; черные обугленные обрубки были на виду. Если бы я захотел, то мог бы выйти отсюда, даже не поднимая меча. Но зачем? У него ничего не осталось.
- Милорд, - откашлявшись, произнес сержант Золотых Мечей. – Нам приказано доставить вас в замок. Принцу Эйегону требуется от вас… одна услуга.
- Услуга? – Коннингтон вскочил на ноги, заставив закаленных в битвах наемников поспешно отступить. Я медленно превращаюсь в камень. Хуже уже не будет. Он ждал, что его просто выбросят за борт, так что это известие вселило в него надежду. – Принц желает примириться?
Сержант замялся.
- Это вас не касается, - наконец ответил он. – Ему сообщили, что есть некое дело, выполнив которое, он сможет приблизиться к трону, и для этого ему нужны вы. Или вы пойдете добровольно, или нам придется применить силу.
- Применить силу? – Лорд Джон рассмеялся. Смех получился тонкий и надтреснутый, очень похожий на хохот Эйериса, и Коннингтон содрогнулся. Ему почудилось, будто он смотрит в длинный темный тоннель, земля уходит у него из-под ног и он падает в голодную бездну, из которой нет возврата. Он взмахнул покалеченной рукой, и наемники отшатнулись. – Вы что, мне угрожаете?
- Вы не желаете подчиниться? – Воины напряглись, еще немного – и они схватятся за мечи.
- Я этого не говорил. – Коннингтон подставил запястья. – Если своей жизнью или своей смертью я могу доказать принцу, что остаюсь его верным слугой, я готов.
Наемники обменялись недоверчивыми взглядами, но наконец сержант шагнул вперед и надел на Коннингтона кандалы. Лорд Джон ожидал этого, но теперь его посетило неприятное предчувствие, что услуга, которая от него требуется, связана именно со смертью. Что ж, хорошо. Он и так задолжал богу смерти. Мой долг будет уплачен с процентами.
Его вывели из каюты на палубу и усадили в шлюпку. Цепи неприятно звенели. Наемники сели на весла, а Коннингтон, запрокинув голову, глядел на мрачный темный Драконий Камень, испускающий из тысяч отверстий зловонные струи серного пара, идущие из самого его сердца. Лорд Джон много раз был здесь с Рейегаром, бродил с ним по коридорам, залам и огромным гудящим башням, сидел в саду и болтал о всяких пустяках. Это было еще до того, как безумие короля тяжкой ношей легло на плечи его приближенных. Неплохое место, чтобы встретить смерть. Во всяком случае, не хуже любого другого. Может быть, меня сожгут и развеют пепел по ветру, подумал Коннингтон. Скорее всего, оставят гнить где-нибудь в пещере.
Лодка направлялась как раз в одну из таких пещер, выточенных волнами в вулканической породе. Они вошли в темный проход, слабо подсвеченный факелами, и приблизились к россыпи мокрых камней, за которыми открывался подземный тоннель. Шлюпка ткнулась в берег, и Золотые Мечи заставили Коннингтона сойти на сушу, по-прежнему стараясь как можно реже прикасаться к нему. Один из наемников отпер решетку, и они вошли в гулкий лабиринт переходов. Коннингтон мог бы пройти по нему с закрытыми глазами, но на этот раз он решил оставить их открытыми. Он ничего не боялся, понимая, что никто не в силах сделать ему хуже, чем он может сделать себе сам, и это, как ни странно, придавало ему бодрости. Он не надеялся на то, что Эйегон его простит, и не думал о собственной гибели. Он вообще ни о чем не думал.
Наконец они добрались до подъемной решетки. Коннингтон узнал этот путь – он вел в Великий чертог. Его посетила внезапная догадка, и впервые с тех пор, как Эйегон покинул его, он ощутил укол страха. Коннингтон задумался, почему ему так не хотелось плыть в этот мрачный замок, полный каменных чудовищ и сокровенных тайн. Он вспомнил слова Эйегона, когда тот отдал приказ отправляться сюда. Мы должны создать собственных драконов, если моя тетка не придет со своими.
«Это честь для меня», - сказал себе Коннингтон. Красные жрецы Рглора утверждали, что королевская кровь может пробудить каменных драконов. Конечно, он не король, но раз они каменные… а в его теле живет болезнь, которая может погасить даже пламя, на долгие века заточить его в камень… серая хворь… Неужели это она превратила чудищ Драконьего Камня в статуи? Огонь не может разрушить камень.
Боги милостивые. Коннингтон все понял. Эйегон хочет принести меня в жертву. Обменять мою жизнь на одного дракона. Но как принцу в голову пришла сама мысль об этом и откуда он узнал подробности? Может, в нем говорит всего лишь пустая гордость, когда он отчаянно пытается убедить себя, что последние двадцать лет его жалкой жизни прошли не впустую, но Коннингтон все же надеялся, что он хоть что-то значит для Эйегона, и мальчик не станет хладнокровно приговаривать его к смерти. Он сказал, что не будет преследовать меня, он просто велел мне убираться с глаз долой… и теперь он хочет отдать такой приказ?
Здесь что-то не так, и Коннингтон с каждым шагом все больше укреплялся в этой мысли. Охранники ввели его в большой мрачный зал. Несколько наемников ждали на помосте в дальнем конце чертога. Лорд Джон пригляделся, и его худшие подозрения подтвердились. Его охватило нечто похожее на безумие – или на прозрение.
- ТЫ!
Его хриплый возглас эхом разнесся по залу, блуждая среди темных колонн. Коннингтон вырвался из рук стражников и метнулся вперед, движимый яростью и гневом. Его единственным желанием было подобраться как можно ближе, обмотать цепи вокруг мягкого лживого горла евнуха и выдавить из него жизнь.