- Вам нужен престол или нет, милорд? – спросил Варис низким мрачным голосом, совсем не похожим на его обычное раболепное и жеманное щебетание. – Мне казалось, вы уже приняли решение.
Принц – нет, не принц, напомнил себе Коннингтон, - казалось, словно попал между двух огней. Наконец, сжав губы в тонкую белую линию, он утвердительно кивнул.
Тут же к Коннингтону подошли Золотые Мечи, словно все это время ожидавшие сигнала, подтащили его к ближайшей колонне и крепко привязали. Ну еще бы. Блэкфайры веками мечтали захватить трон, и я едва не разрушил их планы. Неудивительно, что они так верны Эйегону. Сколько из них знали правду, сколько правды они знали? Эйерис сжег бы меня заживо, если бы я не покинул Вестерос после битвы в Каменной Септе. Лорд Джон вспомнил историю о гибели Рикарда и Брандона Старков. Я не стану молить о пощаде. Я не стану кричать.
Арианна шевельнулась, словно собираясь, что-то сказать, но передумала. Один из сержантов зажег факел. Коннингтон бесстрастно наблюдал за ним. Они что, ждут, что я сломаюсь и откажусь от своих слов? «Мне следовало ожидать, что так случится», - мрачно подумал он. Скоро мы встретимся, мой серебряный принц. Молю, не гневайтесь на меня за мою слабость. За мою глупость.
Воин с факелом приблизился, медленно, неторопливо, словно палач, готовящий топор для удара. Без хвороста и масла мне долго придется умирать. Смерть от огня ужасна. Но Коннингтон не мог отвести взгляда от факела, завороженный красотой пламени. Никто не сможет сказать, что под конец я струсил. Пусть я сгорю. Пусть план Вариса провалится. Пусть…
И в этот миг принц Эйегон сломался.
- НЕТ! – Он стремглав сбежал с помоста, оттолкнув наемника с такой силой, что тот едва не упал. Факел выпал из его руки и погас. На бинтах, которыми была обвязана голова Эйегона, проступила свежая кровь. В лице принца не было ни кровинки, он выглядел словно надгробная статуя; казалось, он вот-вот потеряет сознание, но это его не остановило. Не обращая внимания ни на изувеченную почерневшую руку Коннингтона, ни на Вариса, юноша трясущимися пальцами развязал веревки, освободил своего названого отца и порывисто обнял его. – Нет! Нет! НЕТ!
Коннингтон, лишившись дара речи, сжал юношу в объятиях так сильно, что чуть не оторвал его от пола. Они стояли, обнявшись, лорд Джон гладил Эйегона по голове, как делал множество раз, когда мальчик был совсем маленьким. Тогда он прибегал к нему по ночам, как и все дети, ничего не ведая о заговорах, политике и власти. Тогда Коннингтон рассказывал ему разные истории, обещая, что когда они перестанут скрываться и вернуться в Вестерос, наступит лучшая жизнь. Тогда он мечтал вместе с ним, учил его владеть мечом и быть мужчиной.
- Нет, - всхлипывая и задыхаясь, произнес Эйегон. – Нет. Нет. Я не могу. Не могу.
Варис с непроницаемым лицом наблюдал за ними. Наконец, когда Эйегон вновь овладел собой, евнух заговорил:
- Это неразумное решение, ваше величество.
- Нет. – Юноша обернулся, раскинув руки, словно закрывая собой Коннингтона. – Это первое разумное решение, которое я принял. По вашему гнусному наущению я приказал убить Вестерлингов и леди Рослин, а сейчас я едва не приказал убить единственного человека, который всегда был рядом со мной, моего отца и моего друга. Хвала Семерым, что я вовремя одумался. Если такова цена за дракона и корону, она слишком велика.
Глаза Вариса сверкнули.
- Значит, видимо, вы все-таки не Таргариен. Я же говорил, милорд. Пламя скажет правду. Пламя. А вы отшатнулись от него. Однако я не допущу, чтобы из-за ваших угрызений совести погибло все королевство. – Он повернулся. – Приведите ее.
Прежде, чем кто-либо из присутствующих успел спросить, что это значит, наемники, охраняющие вход в зал, поклонились и открыли двери. Они ввели внутрь невысокую черноволосую девушку, растрепанную и промокшую насквозь, бросающую воинственные взгляды на своих стражей, и…
Арианна Мартелл ахнула, и не без причины. Это была Элия Сэнд, ее кузина, которую, по-видимому, выловили из воды, после того как огромная волна смыла ее за борт.
- Нет, - судорожно выдохнула она. – Нет. Мы уже потеряли Тиену и, скорее всего, Ним. От Сареллы нет никаких вестей… Элия всего лишь дитя, она же ребенок, она не сделала ничего дурного, вы не можете так поступить, не можете…
- Почему нет? – спокойно спросил Варис. – Она побочная дочь вашего дяди Оберина, принца из ройнарской линии. Если помните, королевская кровь также может пробудить каменного дракона.
- Нет, - эхом отозвался Эйегон. – Это немыслимое злодеяние…
- Когда вы решали судьбу Марии Сиворт и ее сыновей, я сказал вам, что вы мните себя героем, а герои не убивают детей. Что ж, ваше величество, пусть это послужит вам последним уроком. Короли – не герои. Каждый трон стоит на крови, горе и предательстве, и ваш не станет исключением. Короли – всего лишь люди, которые убили и украли больше, чем другие. Они украшают себя золотом и драгоценными камнями, как будто внешняя красота может свидетельствовать о внутренней чистоте. Они заявляют, что их стремления угодны богам, хотя на самом деле никаких богов не существует. Все это ложь, игра, в которую мы играем, потому что глупы и не можем придумать ничего лучше. Что вы смотрите на меня как на злодея? Я уже говорил прежде и скажу сейчас. Стена пала, Иные надвигаются на нас всей своей мощью. Вам нужен дракон. Это единственный способ. Может быть, раньше я и лгал, но сейчас не лгу. Я – единственный, и всегда был единственным, кто пытается спасти королевство.
Боги, помилуйте нас. Он говорит правду. Коннингтон в ужасе смотрел на евнуха. В его голове все яснее вырисовывался страшный план.
- Эйегон.
Мальчик тут же обернулся, безмолвно умоляя его прекратить этот кошмар, положить этому конец, заставить его проснуться. Если бы я только мог, дитя мое.
- Что?
- Я люблю тебя, - сказал ему Коннингтон. – Прости меня. Я должен был сказать тебе про серую хворь. Прости. Я должен был лучше служить тебе. Прости. Я должен был раньше обо всем догадаться и уберечь тебя. Это все, что я теперь могу сделать для тебя. Прости меня. Прости. Прости.
- Гриф… – Эйегон со слезами шагнул к нему. – Гриф, что ты?..
- Прости меня, - выдохнул Коннингтон, отступая. Вглянув наверх, он увидел под высоким сводом резных каменных драконов, замерших навеки, – по крайней мере, так он всегда думал. Охваченный всепоглощающей скорбью, подчиняясь полной и искренней уверенности, он подошел к жаровне. Я и так уже мертв. Я умру либо от камня, либо от огня, медленно или быстро. Все, что мне осталось, - это сделать выбор.
А его сердце, так или иначе, всегда принадлежало Таргариенам.
Лорд Джон опустился на колени и поднял сосуд с маслом, стоящий рядом с жаровней. Китовый жир - он будет гореть жарко и ясно. Коннингтон поднял сосуд над головой, словно священную чашу.
- Нет… - Эйегон слишком поздно понял, что он собирается делать. – ПАПА, НЕТ!
Крик мальчика расколол тени, сгустившиеся в чертоге. Коннингтон перевернул на себя сосуд, намочив китовым жиром лицо, волосы и одежду, затем сунул потухший факел в жаровню и разжег его снова. Он крепко прижал его к сердцу, словно возлюбленную, чувствуя, как огонь жадно лижет его грудь, пожирая красного дракона, извивающегося на черной накидке. Пламя разгорелось, побежало по плечам, по рукам, озаряя зловещим ярким светом изувеченные ладони, пораженные болезнью обрубки, черную твердую чешую, покрывающую потрескавшуюся серую кожу. Эйерион Пламенный выпил кувшин дикого огня, думая, что это превратит его в дракона. Может быть, в последние мгновения, сгорая заживо, он верил, что может летать.
Коннингтон снова выпрямился, превратившись в живой факел, пылающий, как маяк, как звезда. Как дракон. Его волосы и ресницы пылали, кожа на лице начала плавиться, словно воск, и в этот миг пришла боль. Он видел лишь свет, тьму и смутные фигуры; волны жара отражались от холодного камня, разнося призыв. Драконий Камень снова оживает. Коннингтон горел, но его не покидала мысль о недавних словах Вариса. Только смертью можно заплатить за жизнь. Если вы хотите пробудить еще одно чудовище, вам придется убить еще одного человека. Если помните, королевская кровь также может пробудить каменного дракона.