- Я клянусь, Джон. Клянусь. Землей и железом. Льдом и пламенем.
- Хорошо. – Джон улыбнулся ему. Он никогда так не гордился Сэмом, никогда так остро не чувствовал необыкновенное волшебство дружбы, любви, храбрости, доблести, жертвенности, никогда так ясно не представлял, как много значат эти качества сейчас. – Мне пора. Я должен идти.
- Куда?
Джон помолчал, а потом произнес:
- В Винтерфелл.
Он попрощался с Сэмом, вышел наружу, пересек двор и поспешил к проходу, куда Кожаный унес Вель. Его прощание с ней было кратким; он должен был прижечь рану, не думать, не оглядываться. Она была слишком слаба даже для того, чтобы поднять руку, но глаза у нее были ясные.
- Ступай, - прошептала она. – Иди уже, ворона.
Джон улыбнулся ей. Несмотря на все волшебные превращения, его сердце осталось на месте. Он точно знал это, потому что чувствовал, как оно болит.
Джон осторожно склонился над ней, стараясь отдать ей свое последнее тепло. Он закрыл глаза и быстро поцеловал ее в губы, потом выпрямился и повернулся, чтобы уйти.
- Джон.
Он не нашел в себе сил оглянуться, не мог видеть ее такой, бледной, словно надгробное изваяние. Изо всех сил стараясь говорить спокойно, он произнес:
- Что?
Он почувствовал, что она улыбается.
- Я люблю тебя.
Джон не смог найти слова, столь же честные, хрупкие, простые, совершенные. Он молча кивнул и ушел.
К тому времени как Джон оседлал Рейегаля и поднялся в воздух, мерзлое черное небо постепенно стало темно-синим. Светлее не будет; на небе по-прежнему не было ни звезд, ни луны, ни лучика света. Ночь, которой нет конца. Вот для чего он был рожден, для чего жил, умер и в конце концов умрет снова. Джон вспомнил слова той женщины, Лианны: «Обещай мне, Нед, обещай мне», - и его собственную просьбу к Сэму. Как странно и в то же время закономерно все должно окончиться.
Джон быстро несся на юг, над полями, крепостями, одинокими хуторами, сторожевыми башнями и заброшенными хижинами. Впервые за долгое время на Вестерос упала тень от драконьих крыльев. Пусть люди видят, пусть знают, что пробил час, что нужно взяться за оружие и поспешить на север, чтобы защитить все, что им дорого. Джон уже видел следы шаркающих ног, там, где упыри перебрались через разрушенную Стену и побрели на юг в поисках теплой живой добычи. Чуть позже он наткнулся на толпу мертвяков, заставил Рейегаля снизиться и изрыгнуть струю жаркого пламени, превратившую злобных тварей в угли, а после продолжил полет.
Наконец Джон добрался до Винтерфелла и едва узнал его. Замок выглядел примерно так же, как и Стена; нагромождение огромных обломков, правда, не льда, а камня. Некоторые башни уцелели, но накренились, крепостная стена разломана на куски, огромные каменные глыбы наполовину погребены под почерневшим от копоти снегом, окна выбиты, повсюду валяются трупы и разрозненные части человеческих тел. Посреди всеобщего разорения одна богороща осталась прежней - это было единственное место, которого не коснулось разрушение.
Джона словно ударили в солнечное сплетение; он был слишком ошеломлен, чтобы почувствовать боль. Он заставил Рейегаля сесть на крепостную стену и молча озирал развалины замка. Как часто он видел родной дом в своих снах, в своих фантазиях, в своих воспоминаниях. Вот башни, с которых Робб и лорд Эддард перекликались друг с другом через двор, а вот та, с которой упал Бран. Вот двор, где они мальчишками упражнялись на мечах под строгим надзором сира Родрика Касселя, а вот развалины оружейной – Миккен вечно прогонял их оттуда, говоря, что заточит их мечи только тогда, когда разрешит их лорд-отец, и не раньше. Вот кухня и псарня. Вот оранжерея, Санса любила сидеть там с вышиванием и лимонными пирожными; с ней всегда была септа Мордейн, а Арья забивалась в угол и дерзко глядела на них оттуда. А вот Великий Чертог, взорванный и опустошенный, - когда-то лорд Эддард и леди Кейтилин принимали там Роберта Баратеона, его королеву и его свиту. Тогда Джона посадили за общий стол, чтобы не оскорблять высоких гостей присутствием бастарда. И там он впервые сказал дяде Бенджену, что хочет вступить в Ночной Дозор. Как же давно это было.
Джон смотрел на мертвые руины, и ему казалось, что жизнь перестала существовать. Его переполняла скорбь. В ту ночь, когда меня убили, я хотел приехать сюда. Если бы мне удалось, если бы я прибыл вовремя, мог бы я остановить это? Рамси Болтон уже однажды разграбил Винтерфелл. По-видимому, во второй раз он решил уничтожить замок раз и навсегда. Среди развалин не было ни одной живой души, только снег и завывающий ветер.
Джон вспомнил о великанах, которых он пробудил далеко на севере. Винтерфелл построили великаны. Можно ли заставить их отстроить его снова? Внезапно ему подумалось, что будет несправедливо, если ему придется покинуть этот мир, когда так много осталось недоделанного, но эта мысль быстро угасла. Пройдет время, и однажды эти стены вновь будут восстановлены. Север помнит, и Старки тоже.
В следующий миг Джон заставил Рейегаля сняться со стены и приземлиться у входа в богорощу. Он спешился, хрустнув сапогами по смерзшемуся снегу, а дракон взмыл вверх, чтобы подкрепиться трупами, в изобилии валяющимися среди развалин замка. Джон поморщился, но потом решил, что не стоит строго судить дракона; он потратил много сил и проголодался, а им еще предстоит долгий путь. Не глядя по сторонам, он перебрался через разрушенную стену и вошел в темную чащу.
Впереди белело сердце-древо. Именно на него и надеялся Джон. Если яд зараженных чардрев еще не проник так далеко на юг, должен быть способ найти Брана, поговорить с ним, с одушевленным разумом, заключенным в стволе…
Вдруг Джон наступил на что-то твердое и споткнулся, едва не грянувшись оземь. Его сердце екнуло. Похоже, это…
…мертвое тело, совершенно окоченевшее, и не просто чей-то безымянный труп. Это был Манс-налетчик, распростертый на снегу. Его глаза были закрыты, а горло перерезано от уха до уха. Но несмотря на страшную рану, король одичалых выглядел умиротворенным. Он упокоился здесь, в тишине леса. Баэль-бард и роза Винтерфелла.
Застыв на месте, Джон молча смотрел на человека, который некогда был его другом и ненадежным союзником, которого он отправил сюда с шестью копьеносицами, который погиб из-за него. Джону отчаянно захотелось плакать. По Мансу, по Арье, по Ширен, по Вель, по всем погибшим, по всему утраченному. Он хотел бы вновь стать человеком, чтобы поплакать, чтобы позволить себе быть слабым, пусть даже на краткий миг, но не мог. Этот долгий и одинокий путь ведет к единственному и неизбежному концу.
- Спасибо, - тихо промолвил Джон. Он не мог ничего сделать для Манса, ни похоронить его в мерзлой земле, ни отнести его в крипту. Да Манс и не хотел бы этого, оказаться запертым на целую вечность в поклонщицком склепе. Он хотел бы лежать где-нибудь на вершине холма, под светом солнца, луны и звезд, укрытый лоскутом алого шелка, и чтобы темноглазая дорнийка принесла цветы к его могиле. Хотелось бы мне сделать по-твоему. Надеюсь, мы встретимся, и я смогу сказать тебе об этом.
Джон прошел мимо Манса и продолжил путь.
Вскоре он достиг сердца богорощи и встал перед огромным белым деревом с резным ликом. На заснеженных ветвях сидели вороны, и Джону показалось, что все они разом повернулись к нему, узнав его. «Я – Старк, - хотел сказать он. – Не важно, чья кровь течет в моих жилах, я всегда буду Старком. Не просто бастардом Сноу. Это и мой дом тоже».
- Помоги мне, - прошептал он. – Куда отправился Рамси Болтон? Что ты видел?
Ответом ему была тишина. Джон сверлил чардрево взглядом, готовясь в любой момент отпрыгнуть, если оно попытается напасть на него, как сделали отравленные корни на Древнем Пути. Он надеялся, что дерево оживет, заговорит. Без этого он не сможет выследить Бастарда, не сможет найти Светозарный и наконец свести давние счеты со злодеем. Он должен. Должен.
Пожалуйста. Прошу.
Незримый ветер качнул кроваво-красные листья, трепещущие на искривленных ветвях. Вороны взвились в воздух. Большой безгубый рот дрогнул, шевельнулся. Среди морщинистой коры показалось лицо Брана, а может, нечто более древнее и могущественное. Раздался шепот – это голос Брана, а может, чего-то более великого и ужасного.