- Э-э… конечно, - согласился Уиллас, чувствуя разочарование. Решив, что это облегчит их положение, он потянулся к графину и кубкам, стоящим на полке, и налил вина. Санса взяла у него кубок и сделала сдержанный глоток. Наконец Уиллас собрался с духом и сказал: - Миледи, вы позволите поцеловать вас?
- Это наша брачная ночь, - ответила она. – Я полагаю, вам предстоит сделать гораздо больше.
Уиллас удивленно приподнял бровь, взял ее лицо в ладони и мягко, осторожно прижался губами к ее губам.
Сперва этот поцелуй был таким же, как в септе: краткий, сдержанный, лишенный страсти, всего лишь формальность, вроде печати на договоре. Но постепенно он стал глубже; они пробовали друг друга губами, языками. Уиллас провел руками по спине Сансы, притянул ее к себе. Все происходило словно во сне – легко, по крайней мере, гораздо легче, чем он себе представлял. Он положил ее на постель, осторожно лег сверху, дождался, пока она безмолвно даст ему свое разрешение, и сделал то, что должно быть сделано, соединив их в единое целое. Уиллас знал об этом не намного больше, чем Санса, - он был не из тех мужчин, которые имеют дело с шлюхами, поэтому утешался тем, что, по крайней мере, они оба находятся в неведении. Исполнив свой долг, он решил, что подождет еще по меньшей мере год, - или до тех пор, пока его жена не начнет проявлять к нему что-либо помимо отрешенной холодной вежливости, порожденной чувством долга, - прежде чем начать более или менее устойчивые брачные отношения. Уиллас подождал бы и с брачной ночью: ему хотелось, чтобы в первый раз все было по-другому, однако он понимал, что если Тиреллы хотят выиграть в игре престолов, придется забыть о сентиментальности.
Потом они уснули, а когда проснулись, уже наступило холодное зимнее утро. Снегопад наконец прекратился, и когда Уиллас приковылял к окну и выглянул наружу, кругом было белым-бело. Весь мир погрузился в мерзлую белую тишину. Уилласу захотелось вернуться в постель и провести там еще несколько часов, но позади него зашуршали простыни, и Санса, накинув пенюар, встала с кровати.
- Похоже, я приехала сюда как раз перед сильной снежной бурей, милорд.
- Так и есть, - ответил он и подошел ближе, надеясь, что она позволит ему поцеловать ее; она позволила и даже улыбнулась ему.
Потом они оделись и отправились завтракать в кабинет леди Оленны. Королева Шипов проницательно изучала их, пока они садились за стол. Уилласу было не по себе от ее взгляда. Наконец он откашлялся и произнес:
- Доброе утро, бабушка.
- Доброе утро, лорд и леди Тирелл. – Леди Оленна капнула медом на тарелку. – Честно говоря, я удивлена, что вижу вас столь довольными. Впрочем, у вас еще будет время, чтобы попрактиковаться. Как говорится, лежи смирно и думай о Вестеросе. Ну что, дорогая, мой внук вел себя как олух?
Санса слегка покраснела при столь откровенном вопросе, однако учтиво ответила:
- Ни в коей мере, миледи. Он был… очень добр.
- Что ж, прекрасно, - весело заявила леди Оленна. – Я знала, что хоть где-то нам повезет. По крайней мере, это лучше, чем слышать… боги всеблагие, что на этот раз?
В кабинет поспешно вошел слуга и, склонившись к пожилой леди, что-то прошептал ей на ухо. Леди Оленна нахмурилась, вся подобралась и коротким жестом отослала его прочь. Уиллас и Санса сидели в неловком молчании, не зная, что делать. Наконец перед ними появились новые гости, засыпанные снегом, оборванные и промокшие. Телохранитель Сансы, дикарь по имени Тиметт, шагнул вперед, схватившись за меч, но Санса остановила его. Оглядев вновь прибывших, Уиллас подумал… ему показалось… неужели это возможно…
- Гарлан мертв. - Лорас Тирелл, бледный, потрепанный и изможденный, опустил капюшон плаща и облокотился на каминную полку. – Он доблестно принес себя в жертву, и только поэтому мы здесь; если бы мы не наткнулись на остатки его флота, то не добрались бы до дома. Старомест сожжен, Цитадель, по слухам, разграблена и уничтожена Эуроном Вороньим Глазом и железнорожденными. Но это еще не все. Все побережье кишит…
- Кем кишит, мальчик? – подбодрила его леди Оленна. Казалось, она не сильно удивилась при виде своих блудных внуков.
- Чудовищами. – Лорас судорожно вздохнул и, повернувшись, подал руку сестре. Маргери – такая же грязная, оголодавшая и замерзшая – медленно опустилась в кресло. – Голубоглазыми чудовищами. Иные не просто на подходе. Они уже здесь и, скорее всего, уже добрались до столицы.
Все потрясенно молчали. Уиллас горевал по брату, но скорбь сменилась пониманием, что Хайгарден больше не является убежищем от войны, бедствий и зимы и что на кону стоит судьба человечества. Санса упомянула о том, что у новоиспеченного короля Эйегона есть драконы, два дракона, но будет ли их достаточно? Если он погиб, если Королевская Гавань пала, - тогда последняя надежда угасла. В таком случае самое лучшее, что им остается сделать, - это сесть на корабль и отправиться на Летние острова, но Иные придут и туда, они найдут их в самом дальнем уголке мира. Их не остановить. Времени не осталось.
Даже несгибаемой леди Оленне потребовалось несколько мгновений, чтобы переварить это известие. Наконец она произнесла:
- Ты в этом уверен?
- Да. – Лорас покачнулся. – Нужно собрать всю оставшуюся мощь Хайгардена и оказать сопротивление врагу. Это важнее всех прочих битв, всех прочих распрей. Север, скорее всего, уже не отвоевать, но… - В этот миг он заметил Сансу и открыл рот от удивления.
- Брат, сестра, - поспешно сказал Уиллас, - позвольте представить вам леди Сансу из дома Старков, которую вы оба уже знаете. Теперь она стала моей леди-женой.
- Леди… Санса? – Маргери моргнула. – Как… как приятно вновь вас встретить. Неужели вы… вы наконец-то присоединились к нашей семье?
- Да, - подтвердила Санса. – Я не знала, что вас оправдали от обвинений Веры.
Маргери зарделась.
- Это была гнусная ложь, которую придумала Серсея Ланнистер из ревности и злобы. Мой храбрый брат проник в Королевскую Гавань вместе с войском Эйегона Таргариена и спас меня, а потом Гарлан отдал за нас свою жизнь.
- Да уж, - согласилась Королева Шипов. – Скорее уж свинья взлетит в небеса, чем мы допустим, чтобы ты опять появилась перед этим сборищем лицемерных старикашек в золоченых подштанниках. Не бойся, милая, теперь тебе ничто не угрожает. Но у тебя такой вид, будто ты хочешь еще что-то мне рассказать. Надеюсь, ничего тревожного. В моем возрасте вредно волноваться.
- Когда мы были в пути, - вмешался Лорас, - до нас дошли любопытные новости из Дорна. Принцесса Мирцелла, по слухам, была убита Обарой Сэнд, одной из незаконных дочек Красного Змея. Я узнал об этом еще в Штормовом Пределе, перед первым штурмом Королевской Гавани. Но никто не мог подтвердить, как именно это произошло, - и, очевидно, тому есть веская причина. Джоффри и Томмен мертвы, поэтому Мирцелла остается единственной наследницей дома Ланнистеров.
Леди Оленна нахмурилась.
- Ты сказал «остается»?
- Вот именно, - с довольным видом заявил Лорас. – Это был обман, хитрый блеф. Принц Доран вовремя спрятал Мирцеллу, и вместо нее убили какую-то служанку. После этого последние остатки свиты принцессы весьма благоразумно решили убраться подальше из Солнечного Копья. Поэтому они сбежали, но их перехватил флот Гарлана. Так что, бабушка, война – по крайней мере, в царстве людей, - выиграна. Она у нас.
Леди Оленна приподняла бровь.
- Неужели?
- Да. – Лорас махнул рукой, и вперед вышла невысокая девушка, укрытая черным плащом. Она опустила глубокий капюшон, открыв изуродованное лицо, – одно ухо было отрезано, через всю щеку пролегал ужасный шрам. Принцесса Мирцелла Баратеон с ледяным спокойствием ожидала своей участи, как и подобает высокородной леди. – Итак, это победа.
========== Давос ==========
Давос боялся заснуть, боялся отвести взгляд, боялся шевельнуться – он все смотрел на свои новые пальцы, наблюдая, как в глубине черного стекла мерцает пламя. Эти пальцы ничего не чувствовали, зато ему удалось самостоятельно взять оставленную Тормундом флягу с мерзким пойлом и осушить ее до дна. Он больше не жалкий калека, которого нужно кормить с ложки. Давос теперь мог коснуться своего лица, натянуть на себя одеяло, он даже мог мечтать о том, чтобы вновь поднять парус, подбросить в воздух сыновей, взять в ладони лицо жены. Мир снова показался ему полным возможностей; среди тьмы и зимних снегов загорелось пламя надежды. Даже теперь, после боли и страха, невзгод и страданий, ему казалось, что все же он вытерпел все это не зря, и Давос Сиворт был этому рад.