Тем не менее, к вечеру они добрались к Белой Гавани. Солнце за весь день так и не взошло над горизонтом. Рог Рассвета прозвучал, но рассвет так и не наступил. Маяк на Тюленьей скале не горел, город прижался к холму, словно защищаясь, в Снежной Септе низким, горестным звоном звонили колокола. Это был единственный признак жизни; город обезлюдел, в гавани не было ни одного корабля, в лавках и окнах не видно ни искорки света. Кругом было пусто и тихо. Куда все делись?
Люди Мандерли явно задались тем же вопросом – неужели они отправились на войну лишь для того, чтобы вернуться и обнаружить, что их дома разграблены и разрушены? Ладьи вошли во Внутреннюю гавань, мимо обгорелых остовов ланнистерских кораблей, уничтоженных сиром Вилисом в присутствии Давоса и леди Бриенны. Давос гадал, что стало с упрямой воительницей. Он помог ей выбраться из города, в отплату за то, что она отказалась от мести Станнису, но не имел представления, куда она могла отправиться. Впрочем, ему казалось, что все это было в прошлой жизни.
Корабли стали на якорь. Лорда Вимана бережно вынесли на берег – пожилой лорд наконец-то вернулся домой. К этому времени их прибытие заметили, и в гавани появился отряд немытых дикарей, что повергло всех в немалое беспокойство, пока не выяснилось, что это Обгорелые, которые приплыли из Долины по приказу леди Сансы Старк, чтобы защитить город от нападений Иных и упырей. Сир Джастин подтвердил рассказ дикарей, добавив, что он и его оборванный отряд, еле спасшись из тонущего Браавоса, приплыли сюда как раз после одного из таких нападений, и их приняла Винафрид Мандерли, правящая Белой Гаванью после смерти ее отца, сира Вилиса. При этих словах лорд Виман издал глухой стон и отвернулся; он притворился, что казнил Давоса, и пожертвовал всем для того, чтобы вернуть своего старшего сына из плена, после того как младший пал на Красной Свадьбе, – а теперь сир Вилис погиб. Те, кто выжил, сели на все корабли, которые могли держаться на плаву, и отправились на юг, навстречу неизвестности, а Обгорелые остались прикрывать их отступление. Они не ожидали, что проживут долго, и не думали, что в город прибудет кто-то кроме упырей, и поэтому очень удивились, увидев войско.
Сир Джастин принялся командовать высадкой. Давос взглянул в сторону – и замер, не веря своим глазам. Может быть, это от горя, усталости и вины, а может, просто призрак… но нет, глаза его не обманывали. Сердце гулко забилось в груди. Перед ним стоял Эдрик Шторм, только выше, сильнее и старше, без флорентовских ушей, с угольно-черными волосами и синими глазами. Без всякого сомнения – настоящий Баратеон. Молодой человек был такой же грязный и усталый, как все остальные, в руке он держал шлем в виде бычьей головы.
- Эй, парень, как тебя зовут? – обратился к нему Давос.
Юноша вздрогнул от неожиданности и смутился.
- Джендри, - ответил он. – Сир Джендри из Полого холма. Я был с Братством, а потом… приплыл сюда. Чтобы сражаться, как настоящий рыцарь. Защищать простой народ. Я поступил как велит долг.
- Да, уверен, что так. А до того… откуда ты родом?
- Из Королевской Гавани. – Джендри поскреб подбородок. – Во всяком случае, там я родился и прожил большую часть жизни. – Он нахмурился, словно заподозрил что-то. – А почему вы спрашиваете?
- Просто… ты знаешь, кто твой отец?
- Скорее всего, какой-то пьяница.
- Нет, парень, не пьяница. Хотя нет, он был пьяницей, но не в том смысле, в котором ты думаешь. Если ты захочешь уехать отсюда и поплывешь с нами, то узнаешь.
- Это еще почему? – заявил Джендри. – С чего вы взяли, что…
- Твоим отцом был король Роберт, парень, - без обиняков сказал ему Давос. – А его брат, король Станнис, недавно умер. Похоже, ты старший из наследников дома Баратеонов.
Как и ожидалось, это известие поразило Джендри до глубины души. Он стоял столбом, открывая и закрывая рот, но так и не нашелся, что сказать. У него явно в голове не укладывалось, как рожденный бастардом нищий межевой рыцарь может подняться до наследника одного из великих домов Вестероса. Впрочем, позже можно будет получить указ о признании его законным наследником, если для этого найдется время. Давос снова взглянул на северное небо; тучи выглядели еще более зловещими, чем раньше, в воздухе пахло снегом и дымом. Мир трещит по швам. Что же сделал Джон Сноу? Что? Что?
Люди Мандерли устало высаживались на берег, явно намереваясь остаться здесь; это их город, их дом, и если это последняя ночь в их жизни, они проведут ее здесь, и нигде больше. Но Давос был здесь чужим, и, несмотря на соблазн остаться, он не мог задерживаться в Белой Гавани. На крыльях неба или в глубине моря, сколько бы времени ему ни было отпущено, он обязан исполнить свой долг.
Поэтому, вместе с людьми Баратеона, лордом Эдмаром и остальными, кто решил не оставаться в Белой Гавани, - включая сира Джендри, который был слишком потрясен, чтобы возражать, когда его взяли под стражу, - Давос вернулся на корабль. Его прощание с лордом Мандерли было кратким и тихим; они пожелали друг другу удачи и разошлись. Если он сможет отстроить город заново, если Север снова возродится… но это при условии, что здесь останется хоть кто-то живой, что солнце взойдет. Однако ночь, казалось, лишь стала темнее. Конец всего сущего.
И все же Давос Сиворт наконец обрел покой. Он сделал свой выбор, служил своему королю как мог, столкнулся с величайшим злом. Внутренним взором он видел, как его жена стоит на пороге их дома на Мысе Гнева, протягивая к нему руки, ее юбки развеваются на ветру. Он страстно хотел вернуться домой, встретиться с ней, и если повезет, если боги будут милостивы, состариться вместе с ней. Если нет, будь что будет. Все кончено. Все кончено.
Корабли вновь подняли паруса. Давос вдохнул бодрящий соленый воздух и вновь почувствовал себя молодым. Ветер в лицо, шторм за спиной – луковый рыцарь не жалел ни о том, что совершил, ни о том, что совершает сейчас.
Ладьи плавно двигались по черному морю. На небе не было ни звезд, ни луны, - лишь фонарь, раскачивающийся на носу, освещал морякам путь. Наконец-то Давос плыл домой.
Комментарий к Давос
Станнис, Станнис… Рыдаю.
========== Сэмвел ==========
От земли до самого неба, кругом было черным-черно. Ветер скребком проходился по земле, плача, словно потерявшийся ребенок. Сэм стоял, опершись на меч. Пот замерзал на затылке, застывал под одеждой, каждый глоток студеного воздуха ножом резал истерзанные легкие. Он настолько устал, что не знал, как еще держится на ногах, - даже сильнее, чем во время бегства с Кулака Первых Людей. Снег все падал и падал с угольно-черного неба, оседая на капюшоне и плечах. Сэм сражался, сколько себя помнил, и собирался сражаться, пока не забудет все остальное. Поднять меч, взмахнуть, опустить… не дайте факелам погаснуть… бледные руки скребут по огромным ледяным глыбам, а те немногие лучники, что остались, выпускают залп за залпом, обрушивая на упырей огненный дождь… пылающие стрелы со свистом падают на землю, словно звезды. Лучниками командовал Кожаный, но он мертв. Сэм не знал, как и когда это случилось. Уже не важно. Все они скоро погибнут. Но сейчас здесь командует он, Сэм, и ему нельзя умирать. Не теперь. Поэтому он, срывая голос, приказывал своим людям держать строй, держать, держать, держать.
И они держали строй. Кругом царило безумие, хаос, светопреставление, но они держали строй, даже когда первые Иные принялись терзать их разрозненное пестрое войско. Сэм уже видел конец и почти смирился. Он покрепче сжал меч; стертая окровавленная рука саднила. Ему было совсем не страшно.
Но вдруг в воздухе разнесся едва слышный звук - резкий, пронзительный, безжалостный. Сперва тонкий и слабый, затем он стал громче, чище, глубже, словно колокольный звон. Сэм никогда не слышал ничего подобного – и вряд ли кто-то из ныне живущих мог слышать этот зов раньше. «Это звук боевого рога», - подумал Сэм, хотя его можно было назвать так только за неимением более подходящего слова. Зов нарастал, и, казалось, ему не было конца, - а потом столь же быстро замолк, но его отзвуки продолжали разноситься среди холмов. В наступившей тишине Сэм слышал собственное дыхание, затрудненное, хриплое, клокочущее в груди. Неужели это… Рог? Рог Рассвета? Он не смел надеяться на это.