У всех кочевых народов существовал обычай: собираться родами перед началом сезонных кочевок и распределять угодья — пастбищные, рыболовные, охотничьи. Места кочевок закреплялись за определенными родами, но они могли и перераспределяться. Оберегая пастбища от выбивания, оленеводы постоянно кочевали, возвращаясь на старые места через несколько лет. Выручала огромная территория, слабая плотность населения и небольшие стада домашних оленей — обычно несколько десятков голов.
Так же, как и охотники, оленеводы со своим примитивным хозяйством и малыми стадами вписывались в природные экосистемы. Если оленеводы превышали оленеемкость пастбищ, т. е. предел допустимых нагрузок на экосистемы, то происходила стихийная саморегуляция: начинался падеж оленей, и поголовье приходило в соответствие с емкостью пастбищ.
А. Шренк, совершивший в 1837 г. путешествие по северо-востоку Европейской России, отмечал опустошительный падеж оленей в 1831–1833 гг.: «Такие истоптанные пастбища зачастую можно встретить около палаток, когда номады (кочевники. — В. К,) чуть несколько дольше остаются на одном месте, между тем как пастбища эти в состоянии произвести новую растительность не раньше как по прошествии многих лет. Соображая все эти обстоятельства, очень легко всякий поймет, каким образом бесчисленные стада в тундре в каких-нибудь три десятилетия могли до того опустошить такое неизмеримое пространство земли, как Большеземельская тундра, что не без оснований уже начинают опасаться за существование здешнего народа в будущем, так как оно тесно связано с существованием северных оленей» [39, с. 502].
Бережное отношение к пастбищам, к ягелю зафиксировано в сказках и легендах саамов. Этнограф В. В. Чарнолуский [36] записал любопытную на этот счет сказку саама Е. А. Данилова, назвав ее «Урок».
— Мы не пахари, мы не косари… Мы о ленный народ. Наш хлеб — олень-батюшка. Его кормом живем: мох белый, ягель… Мудрый зверь олень, и корм его не простой. Хочешь быть сытым — знай, как беречь и холить оленя, ну а первая причина все-таки ягель. Умей пасти оленя на ягеле, и будешь счастлив, человек, — так надо сказать!
Мокро — ягелю плохо; не хочет он расти на прямой болотине. А вот где посуше — ну, однако, не вовсе сухое место выбирает, — родится хорошо: подушками расстилается и разрастается, заполняет собою всю землю. Оленю раздолье, а пастуху глаз да глаз: не слишком ли сухой ягельный росток? Сухой ягель очень хрупок. Олень, когда пасется в жаркий день, травой кормится, ягель не трогает, а ногами он его крушит и рушит, отбивает живую верхушку, в которой вся сила ягеля. Думаешь, беда? — нет, это еще не беда! Это даже хорошо. Олень порушит ягельный покров — свежий воздух проникнет в середину ягельной подушки, каждому ростку ягеля легче дыхание, лучший рост. Это во благо! А вот беда бывает, когда неумелый или лихой пастух в сухой жаркий день, да хоть бы и не в жаркий, а в мокрый, когда земля топкая, прогонит стадо густо. Есть такие, что всегда стадо держат густо. Тысячи оленьих ног порушат ягель, повалят ростки, вомнут их в землю, черная земля выступит — это черная тропа называется. Это горе! Это беда! Болеет ягель, болеет земля.
Ягель растет тихо, очень медленно — это надо знать. Побитый ягельник возродится только через 15 лет.
Теперь побили нашу землю, наши ягельники, наполовину побили их стадчики — крупные оленеводы.
Деды и прадеды и прадеды наших прадедов учили нас: «Землю надо беречь. Как она досталась нам в поросли трав и во мхах, поросшая лесами и кустами и всякой зеленью, так и беречь ее надо зеленую. Будешь беречь и холить землю зеленую, веселую — и сам ты будешь сыт, здоров и весел, человек». Вот как говаривали старики, наши прадедки.
А еще в старину говорили: Землю люби, не брани землю: ты на ней живешь, ты ею кормишься: ягель-мох кормит оленя, олень кормит тебя; грибы, ягоды и травы кормят оленя, да и тебя также, а еще и лечат тебя. То надо знать, и землю надо любить. Ты хозяин — береги землю, она твоя кормилица.
Не брани Землю, не кори ягеля, и травы, и дерева… Это все твое, это ты, тебе на благо дано. Береги их, пусть растет и цветет, не ломай, не обижай землю без надобности.
Не любит кровь, чтобы ее на свет показывали. Видишь, тело-то твое кожей покрыто, твою кровь бережет? Великая беда, если кожу нарушить, если кровь на солнце окажется. Это рана, это боль, отсюда и болезнь и смерть случаются. Так же и Земля: нельзя ее черною показывать! Пойдешь ли сам или оленей погонишь так, что они ногами сделают черную тропу, — то грех, то нельзя… Беда будет…
Вот что было у нас здесь недалечко.
Один парень пошел в лес перевязать оленей: надо было поставить их на свежую траву, на ягель. Уже вечер настал, роса выпала, веревки, которыми были привязаны олени к березкам, намокли и набухли. Не удавалось ему отвязать веревку последнего оленя. Парень ругнулся и со злобой дернул вязку — земля вывернулась черная; застонало, заскрипело деревцо, к которому был привязан олень; сломилось оно.
Парень узел развязал, к которому был привязан олень, оленя переставил в кусты, где корму больше, и пошел к себе домой. Лег спать и крепко заснул.
Тяжело заснул. Во сне забрался в него бес — чонкап-пер. Заболел парень. Всю ночь черт шалил в больном. И горячка его трясла, и било его, и трепало так, что вся рубаха на нем изорвалась. Боялись, помрет. Тут и сознался он матери, как он Землю обидел, как Земля стонала.
На другой день спозаранку мать пошла на то место, где сын ее деревцо выдернул и черную землю обнажил, где земля стонала.
Пришла. На землю пала, сказала Земле:
— Землюшка, прости!..
Путешествуя с саамами-оленеводами, В. В. Чарнолуский не раз отмечал их заботливое отношение к ягелю, оленям. Как-то в один из привалов Чарнолуский надрал кучу ягеля и положил на нее шкуру. Проводник саам Афоня увидел и сказал:
— Негоже так землю обдирать, смотри, сколько земли обидел. Мы ягель бережем.
Как видим, северные народы знали о бедности родной природы, ее ранимости. Они понимали — ягельные пастбища быстро истощаются. Именно поэтому их обычаи запрещали дважды гонять оленей по одному и тому же маршруту. На Таймыре до сих пор говорят: «нельзя закрывать дорогу», т. е. нельзя идти по маршруту, по которому уже прошло стадо оленей.
С возникновением имущественного неравенства богачи-оленеводы все чаще нарушали обычаи охотников общиннородового строя: били зверя и ловили рыбу не только себе на «варево», но больше всего для продажи; не признавали заповедных мест, на малых территориях концентрировали большие стада оленей. Подобные процессы шли по всему Северу.
Присоединение северных районов к Русскому государству, обложение северных народов ясаком, развитие оленеводства ускоряло разрушение натурального хозяйства и возникновение товарно-денежных отношений.
Все это не могло не сказаться на природе.
Началась интенсивная охота на пушных зверей: соболя, песца, бобра, белку, куницу, лису, горностая и др., на которых коренные жители Севера до этого охотились мало.
Д. К. Зеленин отмечал, что взгляд на животных у охотников общинно-родового строя был иным, чем у землепроходцев. Так, например, собачьи меха северными охотниками ценились выше соболиных, мясо соболей считалось более важной продукцией, чем их шкурки.