— Отвез? — опросил Тексар.
— Отвез, господин, — отвечал индеец.
— Ну, а там как?.. Ничего, а?
— Ничего, господин.
6. ДЖЭКСОНВИЛЛ
— Нет, нет, Зерма, что ни говори, а ты для того только и рождена на свет, чтобы быть невольницей, — сказал, садясь на своего конька, управляющий плантации. — Невольницей, — повторил он вновь это слово, — а никак не свободной женщиной.
— Ну, а я держусь иного мнения, — спокойно возразила Зерма, ибо споры с управляющим Кэмдлес-Бея на эту тему стали для нее привычными.
— Держись, пожалуй, но только в конце концов ты все равно согласишься со мною, что полного равенства между белыми и черными быть не может.
— Да ведь оно существует и всегда существовало, мистер Пэрри, оно установлено самою природою.
— Самой природой? Но природа распорядилась так, что на земле белых в десять, в двадцать… куда там — в сто раз больше, чем черных.
— Вот потому-то им и удалось поработить негров; Сила была на их стороне, и они употребили ее во зло. Будь негры многочисленнее, тогда белые были бы у них рабами… хотя нет, черные, наверно, оказались бы более справедливыми и, главное, не были бы так жестоки…
Не следует, однако, думать, что подобные разговоры, к слову сказать, совершенно праздные, мешали Зерме-и управляющему жить в добром согласии. Но в данную минуту им и делать было нечего, как только болтать. Они, конечно, могли бы выбрать для беседы и более полезную тему, если бы не мания Пэрри — вечно сводить разговор к вопросу о рабстве.
Оба они сидели на корме одной из лодок, которая управлялась четырьмя неграми. Они, пользуясь отливом, плыли в Джэксонвилл. Управляющий ехал по делам мистера Бербанка, а Зерма за кое-какими покупками для малютки Ди.
Это было 10 февраля, то есть через три дня после возвращения Джемса Бербанка в Касл-Хаус, а Тексара в Черную бухту.
Само собою разумеется, что на следующий же день по прибытии Джемса Бербанка домой мистер Стэннард и его дочь получили из Кэмдлес-Бея письмо, в котором было вкратце изложено то, что писал родителям Джилберт. Письмо пришло очень кстати, потому что Алиса жила в вечной тревоге с тех самых пор, как началась кровавая борьба между Югом и Севером.
Лодка, оснащенная латинским парусом, плыла быстро, и до Джэксонвилла оставалось уже не больше четверти часа. У управляющего таким образом было мало времени для развития своей любимой темы, и он спешил воспользоваться оставшимися минутами.
— Нет, Зерма, нет! — продолжал он твердить свое. — Если бы даже негров было и больше, положение ничуть не изменилось бы. И вот помяни мое слово, чем бы ни кончилась война, все равно волей-неволей придется сохранить рабство, потому что для плантации необходимы невольники.
— А вот мистер Бербанк, как вам известно, думает иначе, — возразила Зерма.
— Знаю. Мистер Бербанк весьма почтенный человек, я его глубоко уважаю, но тут он, смею сказать, жестоко ошибается. Негр должен составлять такую же неотъемлемую принадлежность плантации, как домашние животные или земледельческие орудия. Если бы лошадь могла идти, куда захочет, если бы плуг мог сам себе выбирать хозяина, — невозможно было бы заниматься сельским хозяйством. Пусть только мистер Бербанк попробует освободить своих негров, он увидит тогда, что станется с Кэмдлес-Беем!
— Он давно бы уже это сделал, если бы обстоятельства ему позволили, и вам это известно, мистер Пэрри. А хотите знать, что было бы в Кэмдлес-Бее, если бы там объявили об освобождении негров? Поверьте, ни один из них не ушел бы с плантации и все остались бы по-прежнему, только право обращаться с нами, как со скотом, было бы отменено. А так как в Кэмдлес-Бее этим правом никогда не пользовались, то у нас и в этом отношении не было бы никакой перемены.
— Неужели ты надеешься убедить меня своими доводами, Зерма? — спросил управляющий.
— Нисколько, сударь, да это и ни к чему.
— Почему же?
— Потому что в душе вы совершенно согласны с мистером Бербанком, мистером Кэрролом, мистером Стэннардом и вообще со всеми великодушными и справедливыми людьми.
— Да нет же, Зерма, нет. Я утверждаю даже, что все, о чем я говорю, — в интересах самих же негров. Если дать им полную свободу, они погибнут и племя их исчезнет с лица земли.
— Не разделяю вашего мнения, мистер Пэрри, что бы вы там ни говорили. Уж лучше всем нам погибнуть, чем быть обреченными на вечное рабство.
Управляющий хотел было возразить, и у него в запасе имелось, конечно, немало доказательств, но парус был уже спущен и лодка подошла к деревянной пристани, где должна была дожидаться возвращения его и Зермы. Они вышли на берег и отправились каждый по своим делам.
Город Джэксонвилл стоит на левом берегу Сент-Джонса, на краю обширной равнины, окруженной великолепными лесами. Часть долины, особенно вблизи реки, покрыта полями маиса, сахарного тростника и риса.
Лет за десять перед тем Джэксонвилл был всего лишь большой деревней; в глинобитных и камышовых хижинах его предместья жили одни только негры. Но теперь он стал уже настоящим городом с комфортабельными домами, прямыми мощеными улицами; число жителей в нем удвоилось. В ближайшем будущем значение этого крупнейшего центра графства Дьювал должно было еще возрасти в связи с проведением железной дороги до Таллахаси, главного города Флориды.
Зерма и управляющий обратили внимание на то, что в городе все чем-то взбудоражены. Несколько сот человек — белые, мулаты и метисы — с нетерпением ожидали парохода, дым которого уже виднелся из-за косы на Сент-Джонсе, находящейся пониже города. Самые нетерпеливые, желая поскорее встретить пароход, вскочили даже в лодки или одномачтовые баркасы — обычные в тех краях рыбачьи суда.
Дело в том, что накануне с театра войны пришли очень важные известия. Слухи о какой-то большой экспедиции, замышляемой северянами, о которой писал в своем письме Джилберт Бербанк, дошли частично и до Джэксонвилла. Говорили, что эскадра коммодора Дюпона собирается в скором времени сняться с якоря и что с ней будут посланы десантные войска генерала Шермана. Никто точно не знал, в какую именно сторону пойдет эскадра, но все заставляло предполагать, что ближайшей целью экспедиции была река Сент-Джонс и побережье Флориды. Стало быть, после Джорджии теперь и Флориде угрожала непосредственная опасность быть занятой войсками северян.
Пароход шел из Фернандины. Когда он причалил к пристани, собравшаяся толпа услыхала от приехавших пассажиров подтверждение этих слухов. Пассажиры сообщили, кроме того, что коммодор Дюпон первоначально остановится, вероятно, в бухте Сент-Андрус, где выждет благоприятного момента, чтобы форсировать пролив Амильи и прорваться в устье Сент-Джонса.
Громко крича и волнуясь, толпа рассыпалась по городу: с шумом разлетались большие южноамериканские ястребы, как бы специально предназначенные для очистки улиц. Вожаки-подстрекатели, преимущественно из друзей Тексара, еще более возбуждали толпу возгласами: «Смерть северянам! Дадим им отпор!» На главной площади перед зданием суда и епископальной церковью происходили шумные демонстрации. Властям стоило немалых трудов водворить, наконец, порядок, хотя, как уже говорилось, далеко не все жители города были единомышленниками Тексара. Но в смутные времена над людьми умеренными неизменно берут верх те, кто яростней и громче кричит.
Особенно много было шума и неистовства в тавернах, где крепкие напитки придавали смелость крикунам. Там разные трактирные стратеги и политики строили всевозможные планы, чтобы разбить наголову федералистов.
— Нужно двинуть в Фернандину милицию! — предлагал один.
— Нужно потопить корабли в фарватере Сент-Джонса, — говорил другой.
— Нужно построить вокруг города земляные укрепления и подкатить к ним артиллерийские орудия, — было мнение третьего.
— Нужно потребовать присылки подкрепления по железнодорожной линии Фернандина — Сидар-Кейс.
— Нужно погасить маяк Пабло, чтобы эскадра Дюпона не могла проникнуть ночью в устье Сент-Джонса.