Ему вдруг представилось, что рядом, тут же на крыше, и механик Захарчик, и токарь Гаврилов, и многие другие. «Они знали, — сказал он себе, — они знали. А эти — ребятки мои — пойдут дальше».
Салютные всполохи отражались на бледном, умиротворенном лице Цветкова. Он смотрел на толпившихся вокруг учеников по-новому, как никогда еще не смотрел. Так смотрят отцы на детей, которые уже встали на ноги, за которых можно не беспокоиться. «Выдюжили и пойдут дальше, — подумал он. — Наше дело вечное».
Гулко ударил последний залп. Стало тихо-тихо. Морозный воздух будто остекленел, застыл в торжественном спокойствии. И так же торжественно прозвучали слова старого мастера:
— Ну, детки, пора. Перерыв кончился.
Опустела крыша, опустел двор. Конвейер в цехе сборки снова пришел в движение.
— Ну и задачку ты мне задал, — сказал Ливенцов Сочилину. — Мог бы и сам доклад сделать.
— Не-ет, товарищ директор. Собрание торжественное, самый главный и должен выступать.
— А время? Завтра же собрание. С новым бы оборудованием разобраться. Езжу, прошу, умоляю… Кстати, знаешь, из министерства намекнули: думайте потихоньку о переходе на мирную продукцию.
— Вот и хорошо, — подхватил Сочилин. — Анализ прошлого поможет тебе лучше увидеть будущее.
— Спасибо, философ, за гениальные мысли, — рассмеялся Ливенцов. — Только некуда мне их вставить. Тезисы доклада начал, и получается сплошное перечисление имен.
— Верно, о людях и надо говорить.
— Еще раз спасибо! Сам бы не догадался. Ну, бывай!
В своем кабинете Ливенцов разложил на столе заметки и начал — в который раз! — перечитывать их. Потом взял пачку новых, чистых листков, стал дописывать. Он бесповоротно решил упомянуть в докладе всех — и кто был жив, и тех, кто уже не значился в кадровых списках завода.
«… Главный инженер Глеб Евгеньевич Апеллесов обучал разработчиков, лаборантов. Часто садился на рабочее место и настраивал «Север».
Инженер Владимир Яковлевич Аферов. Большой специалист. На упрощенном инструменте и приспособлениях организовал выпуск больших партий изделий.
Григорий Львович Штейнер — инструментальщик.
В короткий срок оснастил «Север» инструментом. Научил многих второй профессии.
Рабочие, получившие в блокаду несколько специальностей: Николай Михайлович Курашев, Антонина Михайловна Алексеева, Михаил Александрович Слуцкий, Вера Ивановна Лепилова, Михаил Александрович Хантвангер, Виктор Дмитриевич Молодежников.
Начальник механического цеха Семен Иванович Манухин. Сам готовил станочников. Часто становился за станок и изготовлял детали.
Сборка многим обязана Валентину Владимировичу Витковскому. Уникальная голова. Разработчик и конструктор, лаборант и настройщик.
Через руки инженера Аркадия Зиновьевича Левенберга прошло множество «Северов». Настраивая их, он находил недостатки и предлагал улучшения схемы и конструкции.
Инженер Борис Алексеевич Штынкин совмещал две работы: инженера в лаборатории и регулировщика «Севера».
Энергетики: Николай Андреевич Козлов, Алексей Петрович Гордеев. Это они, когда отключили ток, создали собственную блокстанцию. Спасители.
Снабжение топливом возглавил Михаил Андреевич Мухин. На лесозаготовках проявили себя Николай Андреевич Козлов, Николай Андреевич Федоров, Константин Онуфриевич Романченко, Георгий Петрович Минкин. А Валя Егорова и Рая Иванова сели за руль газогенераторных автомобилей; в непогоду, по плохим дорогам днем и ночью они возили дрова из леса…» И еще сотни имен.
А в культкомбинате завода тем временем шло торжество. В полном составе прямо с вечерней смены явилась комсомольско-молодежная бригада Виктора Молодежникова. И сразу в зал, где танцы, где играли баянисты.
Час прошел, другой, и опять собрались вместе, — усталость, верно, свое взяла. Расселись в уголке на диване, на стульях. Виктор заметил в дверях главного инженера Апеллесова, встал, здороваясь, пригласил посидеть, поговорить. И ребята следом: просим! Они любили этого начитанного, интеллигентного человека, всем доступного, веселого. Обрадованные, теснились, освобождая место, шумели, — каждому хотелось оказаться поближе к главному инженеру.
А тот сразу, будто за тем и пришел, вытащил из папки какую-то схему — и бригадиру. На, дескать, обмозгуй на досуге. И был в этом жесте еще один смысл: как видишь, дело уже не военное, несекретное, думать будем над изделиями сугубо мирными.
Виктор, ставший за годы войны признанным мастером, славился и как новатор, любитель технических новинок. Тотчас уткнулся в схему, точно и не слышал шуток, смеха вокруг. Что-то прикидывал и наконец сказал Апеллесову такое, что определило весь дальнейший разговор:
— Эх, Глеб Евгеньевич, где тот ваш помощник Михалин? Его бы подключить. Куда он подевался?
— Борис Андреевич? — подхватил сосед бригадира. — Действительно, где он? Век этого человека не забуду… В сорок первом — я еще пацаном был — так, знаете, карточки потерял. Кому жаловаться? Родных, известно, у меня нет. За верстаком до того стало худо, что вот-вот, чувствую, упаду. И упал бы, не окажись рядом этот инженер Михалин. Что-то дал понюхать, заставил полежать. Кусочек от своей пайки отломил. И другие два дня, что до нового месяца оставались, хлебом делился. А ведь ходил опухшим…
И еще про Михалина — с другой стороны:
— А я его приметил, когда в конструкторскую забегал. Сидит за чертежами, музыку по радио слушает. И так все время. Дело к нему однажды было, спрашиваю, а он как глухонемой. Даже обиделся. Но он извинился, сказал, что когда работает — только и видит чертеж, расчеты, а музыка помогает ему лучше думать… Раз пришел я и тоже прислушался — оркестр очень здорово играл. А Михалин мне и говорит: «Это про героев-ленинградцев и про тебя, значит, композитор Шостакович симфонию сочинил». И спросил, люблю ли я Чайковского, Бетховена. «Но Бетховен же немец, — говорю. — Как же его любить?» Михалин засмеялся: «Музыка Бетховена против фашистов». Сказал, если после войны встретимся, хорошие патефонные пластинки подарит — много их у него. И все больше симфонии…
— Ну, а где же он все-таки, Глеб Евгеньевич? — допытывался Молодежников.
— В Москве, ребята, — сказал Апеллесов. — Он ведь к нам временно приезжал, оказывал техническую помощь как специалист. Основная работа Михалина в Москве.
Главный инженер замолчал. О чем он думал? Наверное, о том, что молодые рабочие, так хорошо отзывающиеся о Михалине, даже не подозревают, что этот человек — автор «Севера». А то бы ахнули, «Север» ведь их рабочая гордость. И, наверное, о том, подумал Апеллесов, что и Ливенцов, директор, не скажет в своем докладе, кто такой Михалин — не время еще.
А может, Апеллесов вспомнил вечер, когда провожал на аэродром Михалина, и свои последние, прощальные слова? «На заводе вас, Борис Андреевич, долго будут добрым словом поминать». Вот оно, подтверждение этих слов — в радостный 901 вечер Михалин будто бы еще здесь, на заводе, среди товарищей по борьбе.
И опять весна
7 мая 1945 года в Большом театре праздновали полувековой юбилей величайшего русского изобретения — радио.
На исходе дня со станций метро в самом центре Москвы, с троллейбусных остановок к восьмиколонному фасаду театра потянулись люди. Шли фронтовики-связисты при орденах и медалях, шли в своей, особой форме работники гражданского телеграфа и телефона, шли неприметные в уличной толпе ученые, заводские инженеры, рабочие.
Многие на ходу узнавали друг друга, здоровались, а то и обнимались — крепко, по-солдатски.
Михалин в гардеробной столкнулся с друзьями студенческих лет. Сослуживцы из Подмосковья тут же окрестили его «пропащей душой». Сами-то занимали посты в Министерстве связи, начальствовали на крупных радиостанциях — вот и виделись частенько. А Борис — будто в воду канул.