Выбрать главу

Надо, надо слать людей для осмотра башни и эвакуации оборудования. И, по возможности, быстро. Но и сильно торопиться нельзя. Экспедицию надо готовить тщательно, вдумчиво, предусмотрев все возможные варианты. А вот так, с бухты-барахты, срывать людей черт-те знает куда нельзя. Так что отправимся в путь, скажем, с утра второго января. И народ очухается после праздника, и приготовить необходимое снаряжение успеем. И не просто так пойдем, а к туркам на переговоры. Пора установить какие-то рамки совместного существования, раз уж угораздило быть соседями. Ну а пока одни будут переговариваться, другие проверят башню.

А что если турки о ней тоже знают? Это, конечно, плохо. Плохо потому, что с собственным терминалом, пусть и с минимальными параметрами канала, они становятся от нас полностью независимыми. А с другой стороны… Да пусть валят! Договориться с ними, даже помочь перевезти народ и барахло, и нехай сидят себе там, на левом берегу. Граница, конечно, условная, но зато вполне материальная. Пусть, скажем, на десять километров от болгарского поселка и ниже левый берег их будет. Меньше станем пересекаться, меньше будет поводов для конфликтов. Вот, наверное, так и сделаем. С Михайленко, конечно, надо посоветоваться, но, скорее всего, он это решение поддержит.

Определившись с ближайшими перспективами, Бородулин внезапно успокоился и уснул. Да так, что проснулся не от будильника, а от громкого настойчивого стука в дверь.

— Андрей Владимирович! Андрей Владимирович! — слышался знакомый голос той самой дежурной связистки Светы.

Еще не до конца очухавшись, Андрей помотал головой, разгоняя остатки сонной одури, глянул мельком на часы: ни фига себе, уже половина одиннадцатого! И никто не пришел, не разбудил. Хоть заводи себе секретаря-ординарца.

— Сейчас, минуту! — отозвался он, быстро натягивая штаны, рубаху, свитер.

Наконец, более-менее приведя себя в порядок, отодвинул щеколду, открыл дверь.

— Что случилось, Света?

— Доброе утро, Андрей Владимирович, — выпалила посыльная скороговоркой. — Там Озерный на связи. Что-то, говорят, случилось. Идемте, Борис Тимофеич сказал, у рации ждать будет.

И Света поскакала вниз по лесенке. Не медленно, но и не быстро, чтобы Бородулин успевал.

«А девочка-то симпатичная», — подумалось мельком. Ну да, молодая, едва ли старше двадцати лет. Фигурка хорошая, аппетитная, и личико вполне привлекательное. Да и одета чистенько и со вкусом, что требует в местных условиях немалых усилий.

Андрей с трудом отвел взгляд от крепкой и, чего греха таить, весьма привлекательной девичьей попки, переключаясь на мысли о деле. Да уж, если сам Уржумов пришел на поговорить, значит, произошло что-то действительно важное. Что же случилось? Да еще ни раньше, ни позже, а под самый Новый год. Ладно, сейчас узнаем.

Он вошел в радиорубку, сел к рации, нацепил наушники гарнитуры, поправил микрофон. Глянул на Свету, та понятливо выскользнула за дверь, но маленькую щелочку оставила. Вот и думай, что это: небрежность, женское любопытство или что посерьезнее. Пришлось подниматься, прикрывать дверь и усаживаться обратно. Кто знает, какие новости сейчас вывалятся на его голову. Совсем ни к чему, чтобы о них сразу узнал весь анклав.

— Озерный, ответь Форт-россу.

В наушниках зашипело, затрещало и, наконец, выдало уржумовским басом:

— Озерный на проводе!

Вот же дед! Как вбилась у него в привычку эта телефонная фразочка, так и не уходит. Ну да это грех малый, разве что неправильностью слегка царапает.

— Здравствуй, Борис Тимофеич, это Бородулин. Что там у тебя стряслось?

— Да вот, Андрей Владимирович, люди к нам пришли.

— Какие люди?

— Да кто ж их знает? По виду — северный народ. Не то чукчи, не то ненцы — кто ж их разберет. Шесть человек, на олешках приехали, торговать хотят.

Ага: раз приехали торговать, значит, о поселке давно уже все знают. И ходят мимо, и кто живет посмотрели, и кто приезжает-уезжает видели. Поглядели, подумали, и решили прийти. Что ж, неплохо.