Бегу тихой лесной дорогой. Вокруг шумит лес. Шагах в ста на дороге животное. Подбегаю ближе – заяц. Серый, брюхо худое, ноги задние длиннющие. Что-то пробормотал, погрозил мне и скрылся.
А осенью чуть не наступил на косого. Листья уже почти опали. Сошел с дорожки в кленовую рощицу. Вдруг как рванет прямо из-под ног. У него там лежка была. Хоть бы кашлянул что ли.
Собак в лесу немного. Их становится заметно больше ближе к домам, тут я перехожу на шаг.
Пугают велосипедисты. Резко направляют колесо, подъезжая, и быстро уводят его в сторону. Или проносятся сзади, чуть не задевая.
Некоторые задевают рукав.
На рынке через раз, через два в очередь передо мной влезает какая-то тетенька или дяденька.
У палаток смотрят, что покупаю.
В карман куртки зачем-то насыпали хлебные крошки.
Иногда где-то на дороге навстречу попадаются сумасшедшие. Что-то невнятное бормочут, лицо искаженное. Если пройти и обернуться, некоторые удаляются с выпрямленными руками и головой не трясут.
Ходят позади. Плюют за спиной. На пятки не наступают – это делается в толпе, в метро, а я в метро почти не езжу.
Мне часто приходится переходить улицу Юных Ленинцев. Из-за поворота вылетает машина. Кажется, что вот сейчас столкнусь с ней, как с дяденьками в парке. Чтобы не ускорять шаг, считаю про себя.
Машина проносится мимо.
Хмуро смотрит бабушка, принимающая ручную кладь в продмаге
'Остров'. Она меня насквозь видит – отщепенец. Выдавать рюкзак отказывается – берите сами. Здесь мне однажды подменили в рюкзаке журнал с кроссвордами на другой, недельной давности.
Толкают на меня других людей. В подземном переходе у метро
Кузьминки стоят четыре дяденьки, лет пятидесяти. Одного, того, что спиной ко мне, толкают на меня. Он не оборачивается и не извиняется.
Этот же переход. Начинаю спускаться по ступенькам, догоняют четверо. Сначала все впятером идем с одной скоростью. Потом двое обгоняют меня, двое остаются позади. В таком порядке двигаемся метров пятьдесят. Вдруг передние стали притормаживать. Мне оставалось наступать на ноги им или замедлить шаг. Притормозил, и один из задних тут же наступил мне на пятку. Он не извинился и я прорычал.
Подхожу к кассе. Кладу пятьдесят рублей: 'На пять' – ( имею ввиду билет на пять поездок за двадцать рублей). Стою один. Ни кого позади. Кассирша, которую вижу в первый и последний раз, дает что-то мало сдачи. Так и есть – дала билет на десять поездок. Вернул ей все и попросил, чтобы сделала мне пять поездок. Вероятно 'на пять' ей послышалось, как 'за тридцать пять'. Тут кассирша стала на меня орать, непрерывно со страшным лицом: дескать, она не расслышала, нужно громче говорить.
– Чурек, – сказала она.
– Почему, отчего – и не знаю сам, я поверил твоим голубым глазам?
И теперь скажу тебе: – Ты одна в моей судьбе, ты одна в моей судьбе.
Дай мне такое дело, чтобы сердце пело, верь мне, как тебе верю я!
Кассирша стала уходить из комнаты, а я попытался запустить в нее монетой из сдачи. Но промахнулся.
В квартиру кто-то ходит в мое отсутствие. Летом по комнатам я ходил босиком. Тепло, да и тапочек у меня нет. Однажды, куда-то собираясь, вспомнил, что забыл захватить мусор и прошел на кухню в кроссовках. Мусоропровода в доме нет, мусор нужно выносить во двор.
Когда вернулся домой, прошел босиком на кухню – чувствую мелкий песок под ногами. Глазу он не виден, особенно на желтом линолеуме.
Вспомнил, про кроссовки и решил не забывать в следующий раз, чтобы не нести песок в кровать. Пол вымыл. В следующий раз, когда забывал захватить мусор, снимал кроссовки и шел на кухню босиком. Прошло время. Однажды чувствую – на кухне опять песок под ногой. Вскоре ко мне заглянула пенсионерка Наташа, и я рассказал ей.
– Да это ветром занесло.
– Ну, ну.
Пятый этаж. Под окном сплошные деревья, трава. В ста шагах напротив пятиэтажка. Ну ладно, занесло, занесло. Но почему только на кухню? Почему песка нет в других комнатах? Нечистая.
Утром пошел бриться, и не нашел в ванной станка. Станок оказался на самом дне мусорного ведра, которое я высыпал на пол, под целлофановыми и целлюлозными пакетами. Это значит, что я выкинул его три, четыре дня назад. Но я же брился все эти дни.
Раза два бритвенный станок переворачивали.
На половой щетке появились свалявшиеся лохмотья пыли. Откуда на ней пыль в таком количестве? Дома я не мету щеткой, полы только мою.
При этом всю щетину заворачиваю в тряпку. Ковров в квартире нет.
На улице со мной здороваются незнакомые люди, тетеньки, дяденьки.
Не у дома, а в лесу или где-то далеко от дома. Даже одинокий мальчик лет пяти шел навстречу и сказал, улыбаясь 'Здрасте'.
Иду домой – навстречу дяденька. За несколько шагов протянул мне руку, улыбается, смотрит в глаза и при этом ничего не говорит…
У Кузьминского музея навстречу идет дядя лет шестидесяти. За несколько шагов говорит: 'Ну, здорово'. Иду, смотрю на него, но молчу. Дядя: 'Вчера два рубля просил, а сегодня не узнает'.
Какой-то бегун вдруг поздоровался. Я не ответил.
У моста через Пономарку горка. Когда возвращаюсь с пробежки, всегда поднимаюсь по ней пешком. Однажды слышу сзади 'Давай!
Давай!'. Это мне, больше никого нет вокруг. Оборачиваюсь – догоняет дядя бегун. Я сказал в лицо ему: 'пошел в ж…'. Дядя не обиделся, как будто не слышал. Обгоняет меня и говорит: 'Что, слабо?'. После этого случая в течение месяца дважды встречал его на трассе. Первый раз он сказал мне 'привет', я промолчал, в следующий раз кивнул, я не ответил. После этого дядя пропал.
По дороге к дому в большом дворе играют четверо детей. Класс пятый. Когда я приблизился, у детей произошла небольшая ссора.
Спустя часа три я смотрел по телевизору фильм, в котором в точности повторилась эта сцена. Те же диалоги, та же причина ссоры и действующие лица.
Люда предложила мне взять у нее старую мужскую куртку, рукавички, вязаную шапочку и шарф. У меня же ничего нет на зиму. Приезжаю, а у нее сидит мама. Почти год мы не виделись. Если бы знал, не поехал.
Поговорили о делах. Я сказал, что на работу устроиться не могу – мешает калужская прописка, поэтому нужно ждать суда, а судья болеет.
Через неделю мама приехала ко мне. Привезла Людину черную смородину, пару пирожных и буханку черного хлеба. Я ничего не сказал, но удивился. Она же знает, что я уже несколько лет не ем хлеба. Только на прошлой неделе снова стал покупать – на фрукты денег уже не хватает. Но об этом никто не знает. И к тому же из нескольких видов мама выбрала именно тот, что я теперь покупаю.
У гаражей на Волжском бульваре навстречу вышел старшеклассник и идет точно на меня. Даже на узкой дорожке можно было бы сделать полшага в сторону, а мы идем по асфальтированной площадке. Шагов через десять мы уперлись друг в друга. Стоим. Пока я искал слова, смотрю на него: нервничает, стрельнет глазами и отводит, побледнел.
Ниже меня на голову. Отступил на полшага и плечо отвел, как бы давая проход, но стоит. Говорю: – Ты что, дурак? Он что-то пробубнил, но не отходит. – Пошел вон, – я еще как-то обругал его и прошел. Через несколько шагов, когда вспомнил произошедшее, просто пришел в бешенство. Иду вдоль Люблинского пруда, слышу сзади шорох шин.