Выбрать главу

Под балконом на кустах воробьиные детишки учатся летать. Летят медленно, часто машут крылышками и вскоре садятся.

Звонила мама, сказала, что риэлтер просит взятку 7 тысяч $. Нужно переписать договор с ним. Она хочет в договор о продаже квартиры включить пункт о покупке для меня жилья. Просится приехать ко мне сегодня, чтобы расписать мои траты и долги. Отказался – еще нет решения суда, и неизвестно когда дело кончится (кончилось через 10 месяцев). Судебная волокита навела меня на мысль: 'а вдруг в нотариальной конторе не зарегистрировали открытия дела о наследстве'. Говорю маме: схожу к нотариусу, попрошу посмотреть журнал регистрации. – Не ходи, навредишь только… Потом мама сказала, что существуют какие-то сроки, если не уложиться в них, то квартира переходит государству. – Ты имеешь в виду полгода после открытия наследства? – Нет. – Что за сроки, кто тебе сказал? Молчит.

– Надо узнать у адвокатов. Мама: – Это неудобно, потом: это дорого, потом: тебе никто не скажет прямо, все так запутано…

Ездили с мамой на Рижскую, в риэлтерскую контору. Комната переговоров большая, с несколькими столами. Пока мы два часа переговаривались, за дальним столом сидел другой клиент. Тетя, что его обслуживает, периодически отходит минут на двадцать и вновь возвращается. Пока ее нет, клиент что-то читает. Наш риэлтер закончил разговор обещанием, что квартира будет продана через два, три месяца. Когда он вышел, я откинулся на спинку и радостно сказал маме, что если так дело пойдет, то через полгода буду в Америке.

Перед клиентом на столе лежит предмет, футляр какой-то, не могу вспомнить. Он чуть повернул его и убрал руку, не отрывая глаз от своих листов.

У мамы после моих слов стало страшное лицо. – Пожалуйста, не надо,

– прошептала она. – Что случилось? – Я сейчас вообще уйду. – Ты думаешь, он подслушивает, – показал я на клиента, – это посторонний человек, да кому мы нужны? Может быть, клиент и слышит, но головы от листов не поднимает. Мама попросила меня выйти и за дверью сказала, что у меня могут потребовать справку из психдиспансера.

Рано утром пошел в Интернет-кафе в кинотеатре 'Высота'. Надоело от руки переписывать свои письма. Следующее письмо будет для

Хельсинской группы. Посетителей нет. Заплатил, сел. Через пару минут зашли два подростка. В зале пятнадцать пустых компьютеров – сели с обеих сторон от меня. Играют в стрелялки и орут друг другу через меня. Правый то и дело лезет локтем на мою клавиатуру. Отодвигал, отодвигал его. Потом пересел на противоположную сторону и попросил менеджера переключить меня. Прошла минута, вторая, заходит дяденька, лет восемнадцати и сел рядом со мной. Я сохранил начало текста на флоппи диск, собрался и ушел.

Звоню в Хельсинскую группу.

– Я бы хотел поговорить с Алексеевой.

– По какому вопросу? – женщина секретарь.

– Я написал письмо американскому консулу c фактами нарушений моих прав и давления со стороны кгб или иных каких-то спецслужб. Дважды я писал в посольство и относил письмо лично. Ответа нет. Не думаю, что консул боится позвонить мне или ответить письменно хотя бы из вежливости, кратко. Поэтому хочу просить Людмилу Алексееву прочесть мое письмо и самой передать его консулу.

– Она бывает редко на месте и вообще мы (Хельсинская группа) не занимаемся иммиграцией, а работаем с региональными организациями.

Она посоветовала мне отправить факс на имя Алексеевой на этот телефон.

Отправил факс этим же вечером и два коротких письма в другие московские правозащитные организации.

Где же мне найти машину, ввести текст на дискету? У Наташи (моей тети) есть компьютер, но мама сказала, что у них нельзя. Ее старший сын никому не говорит пароль. У меня не осталось ни одного телефона после того, как рухнул первый ноутбук. Мама узнала телефон моего бывшего заводского начальника. Звоню – Вы ошиблись. Да я и сам слышу

– другой голос. Снова звоню, товарищ на другом конце спросил, где работает мой Рыжков, и его должность и нашел в заводском справочнике правильный телефон.

Через Рыжкова я вышел на Колю, которому я когда-то подсказывал по компьютерам. Он теперь начальник отдела и я попросил его дать мне посидеть день за свободным компьютером.

На следующий день приехал на завод. Метро стоит 7 рублей, автобус тоже 7. Чтобы пройти на завод нужно получить временный пропуск. Иду под видом собеседования о трудоустройстве. Заводские кадры перевели из отдельного здания напротив четвертой проходной в бывший партком.

Инженерный корпус. Поднимаюсь в Колин отдел. Поздоровались, несколько слов, и я сел за свободный компьютер. Ближе к обеду в отдел несколько раз заглядывал Коля с предложением пойти пообедать с ним. Я отказывался, отказывался, говорил, что не голоден, что не успею, что денег мало. Коля достал полтинник. От денег я отказался, но пришлось идти. Не скажешь же ему, что на 50 рублей я живу два дня.

Вот оно в чем дело – обедать с нами пошел Рыжков. Когда приехал, я не стал заходить к нему – вчера, кажется, обо всем поговорили по телефону, а сейчас работы много, не знаю, успею ли. А он знал, что я на заводе, но почему-то не заходил. Вскоре я понял, почему.

Столовая полупустая – многие в отпусках, а часть инженеров с 90-х годов носит обед с собой – так дешевле. Им же часто задерживают зарплату месяцами. Кормят, как при социализме. Мясо – подошва, квас

– коричневая кислая жижа, но зато рубль. Где работаю? Я сказал, что сейчас не могу устроиться – кгб не велит. Рыжков взбодрился, как будто речь зашла о выгодном контракте, и попросил меня подняться к нему и рассказать подробнее.

Захожу. Небольшая пустая комната. За кульманами слышно кто-то сидит, тихо шуршит. Слово за слово, рассказал Рыжкову о некоторых своих приключениях.

– Да нет в стране денег, заниматься такими вещами.

– Почему нет денег?

– Потому что нефти стали больше добывать, а государству идет все равно меньше доходов… а нищих сколько… даже по специальности не устроишься… И он стал рассказывать случаи, про общих знакомых конструкторов, работающих кем попало.

– Раз так, – говорю, – почему же меня взяли в богатую программистскую организацию? Я зарабатывал там больше чем Вы, начальник отдела. Нашли мое объявление в Интернете! Смешно. Дяде 38 лет, за плечами не престижный институт, по специальности не программист, языка, на котором нужно программировать, не знает. Если его брать, ему придется обучаться новому языку месяц, два. Что же это за организация такая? Если в ней работают тут и там родственники, то почему же своих не взяли? На такую то зарплату? И ведь не частная лавочка – работает на МИД. В Интернете специалистов ищет. А как объяснить то, что я приходил на работу в начале одиннадцатого, а уходил в пять? (А первое время в четыре). А обедал по два часа и более, отсутствуя на рабочем месте? А то, что первый год, не скрывая, занимался ежедневно по 3-4 часа английским языком.

– Ну вот, видишь, они поняли, что ты любознательный и им подойдешь, – вставил Рыжков.

– Ну, Вы же только что сказали, что устроиться трудно. Мне постоянно увеличивали зарплату, я летал в дорогие командировки и получал премии по 15 тысяч. И при этом я мало что делал и ни за что не отвечал. Мнение мое такое – я подопытный кролик. – Нет, не может быть. ('Этого быть не может, потому что быть не может никогда').

Тогда я рассказал ему, как однажды ощутил внешнее воздействие на внутренние органы, идущее последовательно, по часовой стрелке. – Да у моей жены тоже живот болит, когда понервничает… Я вошел в азарт.

Мне захотелось хоть как-то пошатнуть его твердую уверенность в безобидности родного кгб. Рассказал историю с подменой ценника. -