В нашем лагере, кроме того, есть отдельный деревянный склад велосипедов, баня, зимняя каменная и две летних, деревянных, изолятор и пожарное депо. У главных ворот два одноэтажных здания.
Одно для вахтеров, в другом в начале и конце заезда медсестры взвешивают и измеряют рост.
В северо-западном углу расположен живой уголок. Он обнесен своим забором – сеткой, натянутой на деревянные рамы и ниже, чем забор лагеря. Перелезать через него трудновато – нога скользит по сетке. А лагерный забор – частокол из зеленых деревянных реек, к которым крепятся и горизонтальные и диагональные – перелезть несложно. И к тому же дырки есть.
Зимой в зооуголке сплошные сугробы.
Рядом с зооуголком большая площадка. Летом она превращается в несколько волейбольных, а зимой большую часть ее занимает каток и небольшое место хоккейная площадка.
День наш начинается в семь. Подъем, в трусиках и майках (девочки одеты также) на зарядку, на веранду. Машем руками, прихлопываем, притопываем, приседаем, скачем. Потом заправляем кровати, умываемся и чистим зубы. В первое время воспитательница показывает, как правильно заправлять. Нужно встряхнуть простыню и расправить ее, потом одеяло и белое покрывало. Подушку ставят конусом.
Одеваемся и идем в школу на завтрак. Как обычно идем парами.
Утром мы одеты в школьную форму. Фуражек мальчики не носят. Весной один мальчик из наших носил фуражку – он не москвич. Школьные брюки мальчики не гладят. Слишком мудрено. Домой вернемся, мама погладит.
Чтобы на коленях не было пузырей, школьную форму носим лишь на занятия. На прогулку и каток надеваем шерстяные шаровары.
В школе мы раздеваемся, снимаем валенки и обуваем тапочки.
В столовой столики на четверых. На столах белые скатерти, салфетки. В блюдечке масло, кусочек сыра или два тонко нарезанных кусочка докторской колбаски. Творожок или яйцо, или омлет на молоке с подгоревшей корочкой, или сметана. Каша манная или геркулесовая или пшенная, в середине, в ямке растаявший кусок масла. На несколько столов один зеленый чайник с чаем или кофе из цикория, или какао. С чайником удобно, напиток в нем сохраняет температуру, пока мы едим закуски и каши, из него всегда можно долить. Четыре кусочка сахара каждому.
Посуду относим сами и ставим на стол перед входом на кухню. На соседнем столе два эмалированных таза с кусочками черного и белого хлеба. Отсюда всегда можно взять, если в тарелке хлеб кончился.
Иногда кусочек – два берем с собой и сушим на батареях в палате.
В то время учителя познакомили нас с дедушкой Лениным и тяжелыми годами разрухи. В фильмах про революцию на все лады твердили:
'голод, нет хлеба, где же достать, продразверстка…'. Я мечтал: вот если бы попасть в то тревожное время, принес бы Ильичу полный таз белого хлеба.
– Вот это подмога, ну, спасибо батенька, выручил. До слез. Теперь вздохнет молодая наша советская республика. Теперь мы за индустриализацию возьмемся. Пойду со спокойной душой 'Как нам реорганизовать рабкрин' писать.
После завтрака – уроки. Физкультура обычно продолжается два академических часа из-за лыж. В неподходящую погоду занятия проходят в клубе. Стулья тут сдвинуты по стенам. На стене, противоположной экрану, закреплены шведские стенки. Занимаемся и на них. Под ними маты – тут перевороты и кувырки. Упражнения с мячом и палками, приседания, ходьба и бег по кругу.
Раздеваемся на физкультуру прямо в классе до трусиков и майки или трико, на ногах чешки. Чешки это кожаные тапочки для гимнастики, держатся на ноге без шнурков за счет резинки. Раздеваться в классе ужасно. Раздеваются одновременно и девочки и мальчики. Некоторые мальчики носят лифчики в виде жилетки с резинками для поддержания чулок. Да, дорогой читатель, под брюками до весны мальчики носят чулки. Такое было непростое время. И снег, и ветер и звезд ночной полет, тебя моя юность в тревожную даль зовет. Девочки тоже носили чулки, колготки появились позже.
Весной мальчики сменяют чулки на гольфы или носки. А моя мама еще не прислала носки. В общем-то, я не один такой. Приходится чулки скатывать в баранку. Ходишь как будто бы в носках. Но всем вокруг понятно: октябренок лапшу вешает.
Писали перьевыми ручками. Году в 69-м появились шариковые. Ими разрешали пользоваться только на арифметике. На уроке письма – перьевые. При письме важно нажать или ослабить нажим на перо, чтобы буква получилась правильная. Ручки были простые и дешевые потому, что часто терялись, ломались и протекали. Ладошки и тетрадки не редко были в чернильных пятнах. Пятна на подбородке и даже на носу.
Внутри перьевой ручки есть камера для чернил. Ручки были двух типов
– поршневые и пипеточные.
В каждой тонкой тетрадке есть вкладыш – розовая промокательная бумага. Ею пользуются, если чернила еще не высохли, а страницу нужно переворачивать. Об нее чистят перо от застрявших волосков. Пузырек с чернилами стоит на столе учительницы, можно поднять руку, подойти и заправить ручку.
В классе довольно просторно, парты на одного человека, в отличие от городских школ. В углу черно-белый телевизор. Телевизоров в школе всего два, по одному на этаж, в корпусах их нет.
На природоведении Мария Ивановна поставила на подоконник стеклянную банку со снегом. – Снег есть нельзя, – сказала она. Для нас покушать снег или пососать сосульку – рядовое событие. Сосулька в принципе похожа на леденец, она также стучит о зубы, когда передвигаешь из угла в угол. К кону уроков снег в банке растаял, и мы увидели мутную водичку с волоском, кусочками взвешенной грязи. И это в лесу, где вокруг нет никаких дорог, и до Москвы почти сто километров… Снег больше не ели.
После занятий обед. Моем руки. Справа, у входа в столовую умывальники с голодной и горячей водой, зеркалами и полотенцами на вешалках. Белые полотенца заляпаны. Концы полотенец подшиты друг к другу так, что оно становится кольцом. Это удобно – во-первых: не падает, во-вторых: если полотенце кто-то уже заляпал, его можно прокрутить до чистого места. Сами в столовую не заходим, ждем воспитательницы.
Однажды мы долго ждали Веру Ивановну. Ждали, ждали. За стеклянными дверьми на столах видны тарелки с супчиком, стаканчики с морсом, из кухни тянет вкусненьким. '- Ну, когда же придет эта Вера -…ра!'
Это я так высказался. Кто-то проходил из взрослых, услышал и пристыдил меня, а потом об этом узнала Вера Ивановна. Она стала суха со мной. А раньше она ставила меня в пример. Наши воспитательницы тоже все узнали и при встречах смотрели на меня с укоризной. Такой поступок можно было ожидать от двоечника или хулигана. У нас не было никакого собрания по этому поводу. Не помню, извинился перед ней или нет. Осадок остался. Вера Ивановна была старушкой, маленькой, выше нас второклашек всего на голову, короткие волосы. Не всегда она была доброй, иногда капризничала – заставляла убрать разбросанные игрушки, заново заправить кровать, загоняла в корпус с катка. Вера
Ивановна чем-то напоминает мне Валентину Сперантову. Помню лица трех других воспитательниц, а ее лица не запомнил.
За обедом три блюда. Суп, горячее, напиток. Была ли закуска – боюсь соврать. Супы разнообразные, вторые блюда тоже. Если гарнир картофельное пюре, то в нем ложечкой сделаны ямки, в которых растопленное сливочное масло. Сбоку лежит кучка тушеной капустки и что-то мясное. Единственное, что невкусно – щи из квашеной капусты.
Компот, кисель, морс разлит в керамические стаканчики с золотистым ободком по краю и толстыми стенками. На завтрак, полдник и ужин напитки разливаются в стеклянные стаканы, а сами они посажены в тяжелые, красивые подстаканники.
После обеда возвращаемся в корпус на тихий час.