В свете этих данных вряд ли можно сомневаться в том, что нашествие вандалов вызвало новый подъем массового движения против империи. Мы не имеем прямых данных об участии агонистиков в событиях этого периода, но вся предшествующая деятельность и идеология этой секты неизбежно должны были вовлечь ее в активную борьбу на стороне «варваров». Судя по произведениям Коммодиана, {247} среди эксплуатируемого слоя африканских христиан была популярна идея, что варварское вторжение явится божественным орудием в борьбе с богачами и властью Римской империи. Сближение с арианством, к которому стремились некоторые круги донатистов, рассчитывавшие на помощь готов, теперь оказывалось прекрасным религиозным оправданием для союза с арианами-вандалами. Мы видели, сколько боевого духа проявляли агонистики и шедшие за ними массы сельских тружеников в условиях IV в., когда сколько-нибудь прочная победа над Римом была невозможна. Теперь, когда в Африке появилась мощная сила, постепенно сокрушавшая власть Римской империи, когда создалась реальная перспектива низвержения старого врага, антиримское движение эксплуатируемых классов неминуемо должно было принять еще большие размах и энергию. Это обстоятельство, очевидно, объясняет отсутствие сколько-нибудь заметного сопротивления вандалам, до тех пор пока они не входили в непосредственное соприкосновение с римской армией или не наталкивались на укрепленные города. С этим связана быстрота их продвижения по территории африканских провинций и легкость, с которой они удерживали обширные районы в тылу своих войск. Правительство империи опиралось в этой войне главным образом на воинские контингенты, присланные из других провинций; сформировать сколько-нибудь значительную армию из африканцев, очевидно, не представлялось возможным.
В целом мы можем заключить, что, каково бы ни было соотношение военных сил вандалов и римской армии в Африке, решающим условием, обеспечившим успех вандальского завоевания, была та поддержка, которую оказали ему широкие слои населения африканских провинций. В этом сказалась враждебность этих слоев императорской власти и всему защищаемому ею социальному строю. {248}
ГЛАВА ШЕСТАЯ
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ
«ВАРВАРСКОГО» ЗАВОЕВАНИЯ
История вандалов до завоевания ими африканских провинций требует специального исследования. Однако для выяснения характера влияния, которое оказало вандальское завоевание на социально-экономическое развитие Северной Африки, необходимо дать хотя бы краткий анализ общественных отношений у вандалов к моменту их вторжения в Африку.
С середины II до начала V в. н. э. вандалы проделали под давлением сначала готского, а затем гуннского нашествия длинный путь по Европе: от среднего течения Одры до Пиренейского полуострова. В 30-х годах IV в. вандалы были поселены Константином на правах федератов в Паннонии. В начале V в. они вторглись в Галлию. В 409 г. вместе с аланами они вступили в Испанию и захватили значительную часть страны. По договору между вандальским королем Годигисклом и императором Гонорием вандалам была предоставлена для поселения часть испанского диоцеза 1.
Насколько позволяют судить данные источников, уже в III в. первобытно-общинный строй у вандалов находился на стадии разложения. В «Истории вандалов» Шмидта суммированы археологические данные, относящиеся к районам, которые населяли вандалы. Судя по этим данным, вандалы торговали с римлянами еще задолго до III в. В III—IV вв. значительного развития достигла имущественная дифференциация: могилы рядовых членов племени отличаются от могил знати — в последних находят много ввозных {249} предметов 2. Интересные данные об общественном строе вандалов в конце III в. сообщает Дексипп Афинский, рассказывая о переговорах с вандалами императора Аврелиана. По его словам, цари и старейшины (βασιλεΐς καί ρχοντες) варваров, выделявшиеся своим почетным положением и богатством, предоставили римлянам в качестве заложников своих детей. При этом Дексипп характеризует знатных вандалов как лиц, мало отличающихся по своему положению от царей 3. Перед нами предстают, таким образом, отношения, характерные для развивающейся из родового строя военной демократии. Король — пока только военный предводитель. Дексипп с трудом отличает королей от представителей выделившейся уже из состава племени и отличающейся своим богатством родовой знати.