Бледный луч пробился сквозь щели в стене сарая, где я коротала очередной зимний день. Мои пальцы поймали светлый отблеск, а потом все заслонила тень. Подняв взор, увидела рыцаря Беккит.
— Ваша милость?.. — он склонился и с ожиданием посмотрел на меня.
Имя рыцаря вспомнилось внезапно, точно кто-то подсказал:
— Ренд…
— Ваш преданный слуга, госпожа, — мужчина склонился снова.
И что-то изменилось во мне, будто я спала, но в этот самый миг проснулась.
— Как умер Ганнвер? — впервые за долгое время я смогла думать о смерти брата.
Ответ рыцаря заставил удивиться:
— Лис умер так, точно ждал казни, как избавления.
— Лис? Избавление? — эхом отозвалась я, в голове не укладывалось, что жизнелюбивый брат мог мечтать о смерти. — Но разве он не любил жизнь?
— Любил… но определенно не ту жизнь, которой жил, — эрт Лагор подошел, и я взволнованная до невозможности, жестом пригласила его присесть.
Разместились на соломе, оказавшись почти вплотную, но не испытывая неловкости, потому что говорили о близком человеке, том самом, что связывал нас.
— Лис, — шепотом продолжил Ренд, — так ваш брат звался в те годы, когда мы с ним познакомились. И именно так звали вашего брата в воровской гильдии!
— Лис? — отрешенно переспросила я, улыбнулась со слезами на глазах. — А ведь похож… был… — и разрыдалась по-настоящему, впервые с той поры, как узнала о гибели брата.
Руки эрт Лагора поднялись, но тут же опустились, словно он сам испугался своей смелости, но я прильнула к его груди. Мне нужна была поддержка того, кто поймет. А Ренд, как ни кто иной, понимал, почему я сейчас рыдаю так горько, заходясь в плаче, надрывно дыша, не заботясь о том, что меня увидят. Его красный плащ быстро намок, слишком плотно я прижималась к нему лицом, цепко держалась руками, до боли в пальцах. Эрт Лагор молчал, только, едва прикасаясь широкой ладонью, гладил меня по голове, а спустя каких-то несколько минут, уже прижимал к себе второй рукой. На секунду перестав всхлипывать, я вопросила:
— Ренд, ну почему он сделал это?
Рыцарь не был жесток, речь его тихая, чуть слышимая:
— Потому что хотел…
Слезы высохли почти моментально, точно я не рыдала всего минуту назад. Мотивы брата понять не могла, потому занервничала, не смогла усидеть на месте, вскочила, прошлась из угла в угол, шурша соломой, в избытке разбросанной по полу. Ренд заговорил снова, вероятно, надеясь успокоить:
— Вы не представляете, с чем он вынужден был сражаться, в каких преступлениях был повинен, на что шел, чтобы достигнуть цели!
— Но кто из нас чист?
— Вопрос не в этом, в другом! Вспомните своего брата, не Лиса, а Ганнвера эрт Ирина! Поразмыслите, о чем он мечтал, какие требования предъявлял к себе самому! Главные наши враги — мы сами! Время и обстоятельства меняют нас, то, на что надеемся, чему верим в детстве, с годами проходит, но остается в памяти, как нечто светлое, недосягаемое, к чему хочется вернуться! Лис жил в Царь-городе, а Ган глядел на творимые дела, как будто со стороны, оправдывал даже. Только все проходит! Сложно смириться с тем, что противоречит нам самим! До поры мы принимаем, успокаиваем свою совесть, но рано или поздно устаем…
— Ган устал? Вы серьезно? Большей чуши мне слышать не доводилось!
— В моих словах нет и доли шутки! — эрт Лагор тоже поднялся, взгляд его строгий, пронзительный, неотрывный, беспокоил меня, и спустя пару минут поняла, почему.
Воспоминание больно кольнуло в самое сердце, давние надежды Ганнвера, о которых он мимоходом рассказывал мне во время тренировок, его боль, что пытался скрыть за обидными шутками. Я не понимала, но вынуждена была признать:
— Смерть — осознанный выбор Гана…