— Отпусти брата, — произнес старец, и я не ослушалась его.
— Прощаю, — с трудом выговорила я, вынудила себя подняться и прикрыла очи брата, устремленные на неистово качающиеся верхушки деревьев.
Ветер буквально рвал их на части, нагоняя с северных вершин тучи, несущие стремительные, ледяные капли. Он горестно завывал, нападал на вековые деревья, гнул их, точно ломкие тростинки, поднимал пыль. Я завыла, подражая ему, упала и начала кататься по земле, вырывая с корнем траву, выплакивая свое горе.
Никогда раньше, даже в плену, мне не было настолько горько. Раньше со мной всегда была надежда, а сейчас я видела, как она расправила белые, пушистые крылья и упорхнула, спасаясь от надвигающейся грозы. В вышине сверкнула молния, как будто обрывала нить того, что было, сжигая все, на что я надеялась. Следом заворчал, ругаясь на весь свет воин Гром, он кричал, как не могла вопить я. Он сердился и готовился атаковать. Я слышала его, я обращалась к нему и к молнии, продолжая кататься по стонущей земле туда и обратно к остывающему телу брата.
Вновь сверкнула, разрезала небо свирепая молния, долетел до земли гром, и ударили в нее ливневые стрелы. Они больно били по моему лицу, ветер драл мои слипшиеся волосы, подгонял меня, пока металась туда и обратно. Я не могла остановиться. Шептала, выражая, как люблю одних и одновременно ненавижу других; поддерживаю своих на грани и толкаю с обрыва чужих. Я хотела убивать врагов, но вместе с тем спасать друзей и близких. Я собирала силы и поднялась на колени, руки безостановочно вспарывали кричащую от ударов ливневых стрел землю. Я шарила по ней, рвала травинки, выплескивая свою муку, отнимая силу. Земля была податливой и мягкой, и я проклинала ее уступчивость и слабость, пока пальцы не нащупали нечто твердое, острое. Я была слепа, дождь и страдание украли мое зрение. Но кожа ощущала силу и твердость найденного предмета. Еще не понимая, я запросила помощи. И нечто болезненно-острое, жалящее ожило под рукой, задвигалось, вырвалось из хватки.
Я открыла глаза. Дождевые струи размывали картину, но я видела, как из-под моей ладони вырастало и становилось все выше и выше костлявое, угловатое существо.
Сначала мой взор выхватил одну костлявую, выбеленную лапу. Затем я узрела вторую конечность, а потом постепенно, с удивлением насчитала их шесть. После — косточка за косточкой вытянулся позвоночник, заканчивающийся хвостом с грозной булавой на самом кончике. Я оторопело наблюдала, как неторопливо, словно красуясь, из выпавшей из мешочка древней косточки родился на белый свет жуткий уродец. Череп с гребнем образовался в самом конце, и монстр с тремя парами когтистых лап преклонил передо мной голову.
Я старательно поднялась, буквально принуждая себя двигаться. Монстр, выросший из моего горя, в холке доставал до пояса. Он весь был покрыт острыми, жуткими шипами. Но я не опасалась, я полюбила его, как собственное дитя, с первого взгляда. Мои ладони коснулись белого черепа, пальцы пробежались по острым позвонкам, окропляя свежей кровью каждый шип. Я благодарила монстра и делилась с ним оставшейся силой, дарила живущую в моем сердце любовь и подпитывала кипящей во мне ненавистью. Не забыла я и о своем помощнике — ветре. Я чувствовала его утешающие поцелуи и вновь обещала ему много жертв.
Молния стала моей подругой, воин Гром — верным соратником. Мои полыхающие чувства были отданы небесам, и я ждала ответа. Небо откликнулось и осыпало землю градом. Каждая градина стала броней, а из рассыпанных в суматохе косточек один за другим вставали белоснежные уродцы. Я уже не плакала, я хохотала, приветствуя их всех, поглаживая и одаривая собственной кровью. А снежные монстры ластились, склоняли костлявые головы и обещали мне победу.
Я насчитала пятнадцать снежных монстров. Дождь помаленьку стихал, ветер спокойнее опускал на растерзанную землю сорванные листья. Гурдин стоял напротив меня и улыбался сквозь слезы. Я отвечала ему тем же. Мы понимали друг друга без слов. В этот горестный, но одновременно радостный миг я ощутила все, что чувствовал проклятый правитель Ша'Терина много столетий назад.
Я больше не ругала его, мои мысли текли ровно. Я хотела выразить свои нахлынувшие чувства словами, но ливень перешел в легкую морось, и на поляну выбежала раскрасневшаяся, мокрая и взволнованная до невозможности Жин.
— Хвала Хелиосу! Я нашла вас, — сказала она и тут же осеклась.
Тревожный взгляд девчонки перебегал с меня на старца, от распростертого тела Лавена к лежащему ничком Дугу, а потом сверкнул восхищением, когда Тижина углядела моих новых воинов. Она успела вопросительно взглянуть на Гурдина, прежде чем разум осознал, чья боль возродила снежных чудовищ.
Темные глаза Жин изумленно распахнулись, она смотрела так, точно впервые видела меня. Потом ее уста опять пришли в движение:
— Что случилось? — я видела ее нить. Она взволнованно билась, и это был ритм бешено стучащего сердца девчонки.
— Эрт Дорн — первый советник Беккитты украл и унес с собой мою новорожденную дочь Ариэль, — произнесла я настолько спокойно, что даже монстры поежились от холода. Голос напоминал карканье могильных воронов. — Он вернет мне дочку, если я отдам ему сына Ганнвера.
Тижина не дрогнула, не отвела вдумчивого, но расчетливо взора. Я не удивилась, девчонка могла быть холодной и рассудительной. А она въедливо поинтересовалась:
— И что ты планируешь делать?
Вопрос застал меня врасплох, я не могла солгать Тижине. И хриплый, жуткий голос, принадлежащий королеве севера, раздался вновь:
— Я отдам ему одного ребенка из тех, что поклялась защищать, — сердце дрогнуло, но всего один раз. Потом, когда-нибудь меня будет ждать расплата за содеянное, но сейчас я нашла выход, и ясно понимала, чем все оберется для меня.
Жин хмыкнула:
— Вот как… — в ее словах не было осуждения, лишь горечь, что охватывает каждого из нас уходящим летом.
Я услышала вздох Гурдина и намеревалась сказать, но Тижина меня опередила:
— Ты не сделаешь эту подлость, — храбро и гордо улыбнулась, — потому что у тебя есть я!
Я невольно нахмурилась, а Жин показательно распрямила плечи и прикрыла веки, будто испытывала ужасную боль. Мне хотелось остановить ее, но тело сковала слабость, едва глаза увидели великолепные, темные крылья, которые, точно парус у далекого корабля, раскрылись за спиной девчонки.
— Твой дар, — выдохнула я.
— Мой, — Тижина распахнула веки и улыбнулась, хотя в глубине карих глаз плескалась боль.
Сестра моего лорда не позволила страданию окрепнуть, она расправила огромные, переливающиеся крылья и взмахнула ими, чтобы взмыть в небеса. Ветер донес до меня твердое обещание Жин:
— Жди. Мы вернемся!
Я провожала ее взглядом, пока крылатая фигура не скрылась за деревьями. И вот теперь меня одолела слабость, захотелось упасть ниц и лежать, словно нахожусь на последнем издыхании и жду прихода смерти. Чудовища, как будто ощутили мои чувства, вперед вышло то, что появилось первым. Оно смотрело, и в темных глубинах его жутких глаз один за другим мелькали огоньки. Ветер, вклинившись между нами, запел особую песнь. Одну из тех, которые поют воины, уходящие в поход.
— Думаю, с чего начать, — выговорила я, через силу ворочая языком.
Во рту пересохло, и я нашла себе дело. Дошла и вытащила фляжку с водой, чтобы жадно напиться, роняя капли на землю. Утерла губы тыльной стороной руки, взгляд упал на лежавших молодых парней, один из которых уже никогда не поднимется. За Лавена Бекитта ответит сполна. Брат так и не успел пожить по-настоящему — сначала был мал и не понимал, что делает, а потом поддался чужому влиянию. С него спросят, но я обязательно схожу в храм, чтобы попросить Хранителя смерти о милости для брата.
Целительная магия еще не восстановилась, поэтому я нашла кусок полотна, разорвала его на длинные полосы, промыла и перевязала рану Дуга. Руки дрожали, но я справилась и без магии. Потом, сама не поняла, как победила накатившую слабость, принялась поднимать с земли сломанные ветки. Каждого ар-де-мейца должен ждать в конце пути погребальный костер. Гурдин помогал мне, собирал камни и укладывал их вокруг будущего костра. Снежные монстры, точно стражи, расположились вокруг поляны, готовые растерзать любого врага. Постепенно я поняла, что чудовища связаны со мной. Они чувствуют все, что владеет мной. Да, в строю тех, кто зависит от моей силы, прибавилось. Вновь вспомнилась колдунья и старые развалины. Так что у меня нет права сдаваться. Тем более с такими помощниками. Они различат тех, кем я дорожу, и тех, кого следует убить без раздумий.