Я вздохнула и с сочувствием посмотрела на подругу, а потом ободряюще улыбнулась, мол, все будет хорошо, и тихо промолвила:
— Помни, ты жива, а он готовится пройти через Врата смерти, и, значит, победа за тобой!
— Вроде и так… только, Ниа, почему-то мне совсем не радостно, — Оллирь отвернулась, пряча непролитые слезы, высвеченные огнем, горящим в одной из каменных чаш.
Медовый аромат плыл по залу, напоминая мне о цветущих лугах, расположенных где-то далеко на севере, и очень короткое лето, когда, порой, солнце неохотно разрывает облачный покров и греет землю. Но цветы и травы все равно растут — не изнеженные розы юга, а стойкие северные красавицы, способные противостоять любым ветрам. И я буду такой же сильной и упрямой, чтобы не сломаться и выжить в любом краю, куда занесет меня ураганом непредсказуемая Хранительница судеб Магира.
Мы с Оллирь изрядно вспотели, прогревая воск, утирая соленую влагу со лба, украдкой вздохнули — принимать воду и пищу в храме не полагалось, а выйдем мы отсюда только к вечеру.
В голове промелькнула и быстро погасла мысль: «Интересно, а кому «повезет» остаться здесь на ночь?»
Как водится, «повезло» мне — вероятно, Хранитель удачи, он же покровитель всех авантюристов и пройдох, Ретт сегодня был не на моей стороне. Оллирь и некоторые другие девчонки проводили меня сочувствующими взорами, удаляясь из зала. Нерея откровенно насмехалась, а наставница с чопорным видом напомнила о том, как важно «не осрамить честь королевы и с достоинством завершить подготовку к обряду погребения столь славного мужа, каким был эрт Каллонн».
Я ретиво покивала, чтобы она не вздумала ругать меня и продолжать свои монотонные речи, и отошла к постаменту.
Плакать по заказу умели все воспитанницы Беккитты, и я, не медля ни секунды, приступила к исполнению возложенных на меня обязанностей. Слезинки сначала неохотно катились по моим щекам, оставляя на коже влажные дорожки. Но когда я припомнила все, что со мной случилось, и стала себя жалеть, в моем сердце, будто что-то разорвалось, выпуская наружу водопад слез. Рыдая, не забыла вставлять хвалебные слова об умершем. Мол и красив был, и умен, храбр, аки лев, и могущественен, словно са’арташи и ир’шиони вместе взятые. Хотела прибавить, что и страшен, точно грыр, но передумала — вдруг не так поймут?! Вот и осталось только рыдать, захлебываясь слезами…
Но кто сказал, что плакать можно бесконечно?! Я вот не могу, да и не хочу больше! Лицо, наверное, покраснело, глаза опухли, в носу хлюпает — та еще красота! Ладно хоть в тусклом свете парочки свечей этого не видно, впрочем и смотреть не кому! Узкие окна-бойницы располагались слишком высоко, но я поняла, что снаружи наступил сначала вечер, удлинив тени в зале, а на смену ему пришла ночь. Мне сделалось зябко, и я плотнее запахнула на груди накидку. Ее легкая ткань годилась только на то, чтобы гулять солнечным весенним днем по саду и совершенно не грела, а весь огонь в каменных чашах был потушен. Несколько раз прошлась по всему залу, петляя между колонн, верхушки которых были украшены искусными барельефами. Поднесла ладони к трепещущим огонькам свечей, заворожено глядя на танец пламени на сквозняке.
Сколько я простояла вот так — не ведаю. Вокруг ничего интересного не происходило, только по залу витал ветерок, врывающийся с улицы, да слышались невнятные шорохи и мышиное попискивание.
Появление Гали в этом месте стало для меня неожиданностью. Призрачная помощница приложила полупрозрачный палец к синюшным губам, а затем поманила меня за собой. Признаться, в первые мгновения меня одолели сомнения, но потом я решила, что лучше пойти следом за знакомым привидением, чем прозябать в этом помещении наедине с мертвым эрт Каллонном, который и при жизни мне не нравился.
Так и вышли в коридор, едва освещенный масляными светильниками. Один из них я сняла с крючка, чтобы осветить свой дальнейший путь. Петляя по извилистым проходам, гадая, куда и для чего меня позвал призрак, я кралась очень осторожно, чтобы ненароком не нарваться на какого-нибудь бессонного служителя храма.
Гали замерла у широкой дубовой двери, требовательно указывая на нее.
— Зачем? — шепнула я, округляя глаза.
Гали повелительно мотнула головой в ответ на мой вопрос, настаивая, чтобы я прошла внутрь комнаты. Что я и сделала спустя минуту размышлений, пытаясь успокоить отчаянно бьющееся сердце.
Войдя, едва не охнула, узрев келью главного настоятеля храма. Призрак нервно пританцовывал в середине комнаты, показывая мне на изголовье кровати, в которой мирно почивал, похрапывал и ни о чем не догадывался эр настоятель.