Чудилось, раскаленный воздух через легкие проник в каждую жилку моего тела, воспламеняя ее. Медальон на груди нагрелся и, казалось, я услышала злой, довольный смешок, словно бы исторгнутый из металлического круга. Отмахнулась от всего — от своего чутья, от своих догадок, от своих опасений. Я сильнее!
— Вы просто не умеете проигрывать!
— А ты умеешь? — ровно спросил старший выученик.
— Я никогда не поигрываю! — сейчас я слышала себя, точно со стороны. Как будто это были не мои мысли, не мои речи, хоть и вылетали они из моего рта. Я словно раздвоилась! Одна моя часть, мальчишеская, гордилась собой, стремясь доказать всем и каждому свою правоту, объяснить, пусть даже и кулаками, что я чего-то стою, заставить себя уважать! Другая моя половина, прежняя, тихо ужасалась всему происходящему, но не предпринимала попыток сбросить медальон, избавиться от его пагубного влияния.
Я смотрела на старшего, глаза в глаза, замечая его неодобрительно поджатые губы, а думала о Фроне. Теперь становились понятными его беспричинные вспышки ярости и обиды. А я считала медальон подарком судьбы! Вздрогнула, когда старший выученик произнес:
— Что же, Ган, я считал тебя умнее и порядочнее! Но раз, ты ведешь себя так, придется тебя кое-чему научить!
Ядовито фыркнула:
— Не тебе быть моим учителем!
— Верно, — соглашаясь, улыбнулся он и взглядом указал на Дуэя.
Разъяренный первогодка напал первым, без предупреждения. Он ударил меня кулаком в лицо, быстро, беспощадно, с размаху.
Мне показалось, что я лечу куда-то вниз, помотала головой и быстро осмотрелась. Ой, а ведь правда, я лежу на земле, и Дуэй под улюлюканье остальных медленно, словно играя, подходит ко мне. Вскочила так быстро, как смогла, и кинулась на обидчика, нанося удары, не смотря, куда бью, но на удивление попадала. Словно это злая магия медальона действовал за меня, ударяя противника точно, резко, намеренно причиняя боль. Все-таки ничего в нашей жизни не случается и не дается просто так, особенно если имеешь дело с магией. Все для меня проходило, как в тумане, руки-ноги, тело действовало помимо моей воли, я уже не осознавала, кто я и где нахожусь.
Крики доносились до меня издалека, а когда меня оторвали от окровавленного, лежащего без сознания парня чьи-то руки, я смогла только безвольно повиснуть на них, перед этим попытавшись напоследок пнуть того, кто меня держит. Вследствие чего получила удар по голове и потеряла сознание.
Очнулась спустя какое-то время и обнаружила, что лежу в тесной (но хвала Хранителям чистенькой) комнатушке на тонком матрасе, брошенном в самом углу. Рядом с «роскошным ложе» обнаружился кувшин с водой и стояло деревянное блюдо с черствой краюхой хлеба — изысканный обед для провинившегося. Голова раскалывалась, во рту было сухо, потому первым делом подняла трясущимися руками кувшин и шумно отпила. Откуда-то сбоку послышался лязг отворяемого замка, и на пороге показался Зорян. Кивком отпустив моего стража, он прошел в комнату, глядя на меня сверху вниз суровым, осуждающим взором.
— Это ты меня ударил? — указала на свою больную голову.
— Нет! — сверкнул взбешенными глазами и зловеще пообещал. — Я бы наказал тебя иначе! По твоей округлой заднице рыдает длинная плеть! Будь моя воля, отхлестал бы так, что ты еще долго бы не смогла присесть! — и рыкнул. — Это что такое было? Что на тебя нашло?
— Не знаю, — опустила глаза, скрывая истину, страшась ее, не желая признавать ошибки.
— Не знаешь? — угрожающе спокойно вопросил он.
— Ты спорить со мной пришел? — на душе было муторно, тело ломило, в голове властвовал мрак, в котором я потерялась.
Зорян молчал так долго, что я решила, он так и уйдет, не прощаясь.
— Поднимайся! — приказал оборотень, и это слово подействовало на меня, точно ведро ледяной воды.
В кого бы я не превращалась, этот некто побаивался Зора, потому подчинился, поднимая мое тело на ноги.
— Пошли! — последовал очередной приказ, и я опять безропотно послушалась, словно была неопытным мальчишкой, осознающим свою вину.
На улице сгустились вечерние сумерки, зажигая в небе великое множество звезд. Луна стояла напротив замка, огромная, раскалено-белая, влекущая, озаряющая местность своим загадочным светом. И я невольно залюбовалась, на краткую секунду, становясь самой собой, ужасаясь содеянному, и поклялась, что буду отчаянно сопротивляться неведомой магии. Ни плен, ни тяготы пути, ни мучения сердца не смогли сломить мой дух, так неужели я стану безвольной рабыней какого-то броского украшения?
— Пробегись пару десятков кругов вокруг замка, — снова велел мне Зорян, и я удивленно взглянула на него.