— Ненавижу са’арташи, — шепнула я, и в неверном свете на миг почудилось, что каменные губы дернулись в жуткой ухмылке, а незрячие глаза опасно сверкнули.
Я содрогнулась, но Гали не разделяла моих страхов, только молча ткнула в колодец.
Я понятливо поспешила осветить его нутро. Там темнел и пугал своей глубиной тоннель с лестницей, сделанной из редкого в наши дни железного дуба, названного так за исключительную твердость древесины, которая не поддается влиянию времени. Смущали меня только палочки-ступени, напоминающие птичьи жердочки.
Со вздохом я полезла вниз, держа фонарь одной рукой, а второй цепко хватаясь за деревяшки. Подол длинного платья только мешал, но придержать его не было никакой возможности, а оставалось только медленно опускать ногу, тщательно ощупывая каждую ступеньку.
Когда мне стало казаться, что эта лестница бесконечна и ведет прямиком в бездну, внизу замерцал тусклый огонек. Я разволновалась, но совершенно напрасно.
В очередном круглом зале, куда я попала, находился Ганнвер. Братец горячо обнял меня, протянул спелое яблоко и, предугадывая мой вопрос, пояснил:
— Я попросил Гали отыскать тебя и привести ко мне. Это место располагается прямо под замком, и оно соединено с храмом Хранителя Врат смерти. Удачно, не так ли? Но речь я поведу не о том и буду краток — у нас совсем мало времени!
Вгрызаясь в сочную яблочную мякоть, я кивнула и приготовилась внимательно слушать.
Ган отступил, провел рукой по волосам, пристально взглянул на меня и неожиданно поинтересовался:
— Ты о чем сейчас думаешь?
— О нас, — коротко призналась я.
— Хм… не думай, так легче жить! Да и морщин меньше на лице! — брат попробовал пошутить — не вышло. — Ладно! Дело такое — Беккит отсылает меня из столицы на месяц.
— Ох! — сорвалось с моих уст прежде, чем я успела задуматься.
— Угу! — удрученно согласился Ган. — Тварь желает, чтобы я соблазнил жену эрт Телла и через нее выведал все секреты этого семейства.
— Но… — мне тотчас вспоминалась эта эра.
— Да! — разъярился Ганнвер. — Эта женщина своими формами напоминает хорошо раскормленного хряка! Грыр их всех загрызи!
— Почему отправляют именно тебя, а не Фрона, к примеру? — нахмурилась.
— Полагаю, время мое подле королевского тела истекает, сказал он так легко, обыденно даже, словно сообщал о погоде, и мне стало страшно за кузена. Я встрепенулась:
— Ган…
— Ничего не говори! — глаза Ганнвера сверкнули в темноте серебряной сталью. — Думается, следующим телом, которое мне прикажут обслуживать будет тело советника…
Я с тревогой посмотрела на брата, было такое чувство, что с нашей последней встречи прошел год, а не день. В полутьме стало заметно, что возле красиво очерченных губ залегли горькие морщины, а глаза смотрят на мир не с мальчишеским задором и уверенностью в победе, в них появилось что-то мрачное, хищное, не поддающееся укрощению, и мне стало не по себе. Я мысленно взмолилась: «О, Хранители! Ну почему все так плохо? Отчего Некрита — многоликая, изменчивая, непостоянная — одарила меня целительской магией, а не силой какого-нибудь кровожадного демона?»
Ган взял себя в руки, а я постаралась отбросить прочь страшные мысли, с надеждой глядя брату в глаза. Он произнес:
— Ниа, скоро ты останешься без моей защиты! Конечно, за тобой будет, кому присмотреть — у меня осталась парочка друзей из трущоб, но сильно на них рассчитывать не стоит…
— Я буду надеяться только на себя, — уразумев, что Ганнвер желал донести до меня, отозвалась я. — Постараюсь стать тенью, буду поменьше попадаться Беккит на глаза и…
— Ниа! — прервал меня Ган. — Тебя перепоручили заботам Фрона! Будь с ним осторожна, я не знаю, чего от него ждать! Не хочется говорить, но в случае опасности проси защиты у Эрея — этот твердо решил подороже продать твою девственность, что, в сущности, не противоречит нашим интересам.