Вот тут бы мне и расплакаться, только слезы ушли, оставив во рту привкус горечи, жгущий горло. Больно было и телу, и душе, плечи поникли, и я неловко склонила голову к подогнутым коленям. Грел… Его было жальче больше всех! Чем-то он напоминал мне Гана, мне хотелось бы видеть парня в числе своих друзей, беседовать с ним, просить совета, видеть, как он взрослеет, ищет и находит свое счастье. Всхлипнула, но без слез.
— Не реви, — послышалось от Дуга. — Будем оплакивать павших потом, а пока давай попробуем выжить.
Из-за двери раздался очередной взрыв хохота, словно толпа увидела нечто забавное и теперь наслаждалась зрелищем. Задремавший было ужас ожил, будто молния, промелькнула жалящая мысль, наполняя душу безотчетной паникой.
— Там… — голос сорвался, но Дуг понял и ответил:
— Да, но мы им ничем не поможем, потому спи! Утро нас ждет тяжелое…
— Как?
— Глаза закрой и не думай ни о чем. Ни Грасу, ни демону ты ничем помочь не сможешь. Закричишь — не услышат, а если услышат, то проклянешь сей миг…
— Не могу… — получилось жалко.
— Смотри на меня, — Дуг прикрыл веки, стараясь дышать плавно, спокойно, а мне припомнилась давешняя просьба Гана. Однажды, когда я, мучимая кошмарами, нашла закуток, где брат коротал ночи будучи мальчишкой на посылках, Ган сказал:
— Ниа, давай уснем вместе, но не рядом. Просто ты там, а я тут — будем думать об одном.
— О чем? — стуча зубами, стоя босой на мраморных плитах пола, поинтересовалась я.
Ганнвер придумал:
— Повторяй… один, два, три… — начал отсчет он, и я, делая шаг назад, продолжила:
— Четыре… пять…
«Шесть, — подумалось мне сейчас, а в душе поселилась вера, что там, в далеком Царь-городе, брат отсчитывает секунды вместе со мной.
Утро обрушилось на меня внезапно, так бывает, когда закрываешь глаза, чтобы выспаться, но реальность оказывается сильнее твоих желаний и сходу кидает тебя в водоворот жизненных обстоятельств. Таких как скрип двери, громкие голоса, режущий по глазам свет и боль, грызущая твое нутро, как дикий зверь. Так случилось и со мной, я едва открыла глаза, а два разбойника уже глумились над Дугом, смеялись, бросая обидные слова, обещая немыслимые кары, пинали безвольное тело. Парень вяло огрызался, за что получал по ребрам и шипел сквозь стиснутые зубы.
Пришел и мой черед подвергнуться унижениям, когда в двери, на миг закрывая белый свет наступившего дня, вошел высокий мощный человек. На лице его виднелась грязная окровавленная повязка, и я вмиг поняла, кто это был. Будущий мучитель шел и широко ухмылялся, смотрелось все жутко. Нельзя сказать, что он был некрасив, не было и выражения тупости на этом лице, присущее многим крестьянам, славящихся могучим телосложением. «Тем хуже для меня, — рассудила холодно и отрешенно, — этот будет мучить осознанно, получая удовольствие унижая того, кто не в силах ответить. Здесь главное не выказать страх и по возможности молчать. На все воля Хранителей!»
Несмотря на боль, заставила себя улыбнуться и произнести:
— Доброе утро, славный эр, эк вас разукрасили!
— Твоими стараниями, наглец, — меня ударили по лицу, так что в ушах зазвенело, но желанное забытье не спешило накрыть мое бедовую голову.
— Смотри на меня, — крепкие мозолистые пальцы ухватили мой подбородок, а в лицо пахнуло луком.
С трудом сдерживая тошноту, улыбнулась:
— Было бы на что смотреть! Вот кабы вы отошли и позволили полюбоваться на рассвет, то… — не договорила, так как с диким рычанием мужик оторвал мое слабое тело от пола и хорошенько встряхнул. Сейчас я напоминала безмолвную тряпичную куклу, обмякшую в чужих жестоких руках, жаль, что сознание никак не желало оставлять меня.
— Гарон, угомонись, — посоветовал кто-то «добрый» сбоку, — помни, зачем они нужны, — и алчно так, — гляди-ка.
Хлюпая разбитым носом — да сколько можно? — почувствовала, что тунику на мне разорвали до пупа. Ага! Нашли подарок Фрона! И грязные, жадные пальцы сорвали медальон с моего тела.
— Это моя добыча, — взревел Гарон, и опять усталый разум пронзила мысль, вот только осознать ее до конца я не смогла.
В лицо дохнуло смрадное дыхание, и мужчина приземлился на корточки рядом со мной. Мучительным усилием заставила себя открыть глаза — так и есть он вертел в руках столь важное украшение, поглядывая на меня с явной заинтересованностью. Перевоплотиться сию же секунду я могла только в том случае, если сильно этого захочу, но желания такого не возникало. Вот только долго ли продлиться действие колдовской вещицы? Пока меня больше волновало другое — Гарон вытащил из-за голенища сапога, довольно нового кстати, угрожающего вида тесак и поднес его к моему лицу. Медленно провел тупой стороной лезвия по моей шее, так, чтобы почувствовала угрозу и жизни, и внешности.
— И откуда у простого на вид парнишки такая дорогая вещь? А? Подскажи, приятель?
— Грыр тебе приятель, — отважно объявила я, как всегда бывало в минуты дикого отчаяния и безнадежности. Именно в такие моменты во мне пробуждалась королевская кровь, а палящий, необузданный гнев, заставлял терять всякую осторожность, наделяя меня безудержной отвагой.
Очередная звонкая оплеуха ненадолго лишила сознания, в которое я была приведена посредством ведра с ледяной водой. Бешеный хохот отразился в голове сотнями вспышек боли, которая сопровождала меня и тогда, когда тело мое рывком подняли на ноги и поволокли наружу.
Сгоревшая, брошенная деревня с парой сараев и утрамбованной площадкой предстала моему воспаленному, зудящему взору. Два столба, и к ним привязаны эрт Лесан и эрт Сиарт — оба в плачевном, вызывающем жалость состоянии. Все тело Граса в крови, будто его рвал хищник, голова поникла, показывая, что парень находится без сознания. Перевела взор на эрт Сиарта, и снова как молния ударила у ног, высветив неуемную догадку. Веревки, которыми было опоясано тело демона, непростые, заговоренные, чуть поблескивающие, от того, что в них нужным образом вплетены серебряные нити. Не может быть?
— Очередные пленники? — послышался хрипловатый голос, на который и я, и Дуг, идущий рядом, обернулись. Сердце мое на миг замерло, а потом пустилось вскачь, как будто по волшебству сошло с ума, когда я увидела новое действующее лицо. На прочих внимания не обращала, а вот этот мужчина… Рослый, статный красавец, со спутанными светлыми волосами, зелеными глазами под сурово сдвинутыми бровями и горбатым, явно ломаным носом. И я, кажется, знала, где была получена эта травма, и кто ее нанес. Все эти знаки, которые подавали мне Хранители — воспоминания о сумеречных, знакомое, распространенное в Ар-де-Мее имя Гарон, путы, придуманные прапрабабушкой для пленения демонов и… память продолжила подкидывать сюрпризы. Спустя мгновение, я, как наяву увидела мальчишку. Светлые, всегда спутанные волосы, яркие зеленые глаза, смелый, открытый взгляд, притягивающий меня, лучше всякой петли.
— Будь уверенней, — кричит Зорян, — бей сильнее, это чучело, ему не больно!
Я, прилагая нешуточные для восьмилетней девчонки усилия, старательно сражаюсь с куклой, но Зор все не успокаивается:
— Моя королева, — его слова звучат издевательски, он многое себе позволяет, но я не обижаюсь, ему разрешено. — Вы сегодня на редкость милосердны! Неужели враг вызывает у вас жалость?
— Нет! — задыхаясь, говорю я.
— Тогда бей сильнее, резче, не щади чучело! Еще раз повторю, ему не больно!
И я с яростью оборачиваюсь к одиннадцатилетнему мальчишке и вопрошаю:
— А тебе? Тебе, будет больно? — делаю замах и бью, так крепко, как могу.
Зорян упал, прикрывая лицо ладонью, и я заревела, рассмотрев, что натворила:
— Сейчас, подожди, все залечу!
Зорян неактивно отмахивается и вдруг бледнеет еще сильнее, глядя за мою спину. Так и есть, позади собрались зрители: наши отцы, капитан королевской гвардии — мой дядька Рирен эрт Ирин и Ган, который смотрит на меня с неодобрением.
— Ниа, — произносит батюшка глубоким, торжественным голосом, — никогда не жалей о том, что сделала. Но умей признавать свои ошибки и по возможности исправляй их!
— Ну, а ты, — молвит боевой товарищ короля, глядя на своего сына, — хорош! Замечательный из тебя выйдет наставник, ежели собственные ученики поднимают на тебя руку! — презрительно сплевывает на землю.