— И мне двадцать. Мы одногодки!
— Но все равно я — старший.
— Почему?
— Мужчина! Глава семьи… Тебе холодно, ты дрожишь?
— Я дрожу не от холода. Пойдем домой.
Она сказала — домой? Будет у них когда-нибудь дом, и они будут возвращаться к себе с работы, или из гостей, или из командировок, или с прогулки. К себе домой.
И они пошли к палатке.
В ней было сумрачно, мглисто — луна ушла, в окошке мельтешили ветви. Трещал заползший на тепло сверчок. Неизвестно отчего позвякивали пузырьки в шкафчике. Неподалеку залаяла, завыла собака: в урочище бродят бездомные, одичавшие псы, злобные и кровожадные.
— Сереженька, скоро рассвет?
— Еще не скоро.
— Я не хочу рассвета.
— И я не хочу.
Она вышла проводить его, когда забрезжил свет. Было пасмурно, зябко, на траве — иней.
— Кончилось лето, — сказала она, — Береги себя, не суйся понапрасну под пули. Я постараюсь прийти к тебе.
— Смотри не промочи ноги. Одевайся потеплее. Плащ-палатку сверху надевай. Может быть, и я выберусь к тебе.
* * *В полдень пришел Наймушин — хмурился, подкручивал усики, говорил глухо:
— Вы не велели мне приходить. Но выслушайте… Я виноват… Так получилось… Поймите: я чувствую не только свою вину, но и то, что полюбил вас. За эти месяцы убедился, проверил себя. Будьте моей женой!
— Я не могу, — сказала Наташа.
— Вы ко мне равнодушны? Или не можете простить?
— Счастливые не помнят зла. А я очень счастливая.
— Вы кого-то любите?
— Люблю.
Наймушин опустил голову. «Так тебе, Василий Наймушин. Разлетелся — жених. Второй раз от ворот поворот. Не достаточно ли?»
— Ну что же, Наташа, мне больше сказать нечего. Прощайте.
— Прощайте, — сказала она.
Он шел, сбивая тросточкой засохшие головы репейника, и думал: кто же этот, ее возлюбленный? Он видел ее несколько раз с высоким, худеньким, белобрысым младшим сержантом. По-моему, Пахомцев его фамилия? Благодарность ему еще объявлял. Неужели он? А впрочем, для меня не важно, кто этот человек, важно, что он есть. Ну и люби на здоровье. А обо мне ты еще услышишь. И возможно, пожалеешь. Без любви спокойнее. Переболеем, будем воевать!
Дождь лил шестой час подряд. На занятия старший лейтенант Чередовский притащил сумку немецких гранат, разложил их:
— Кто объяснит типы, боевые свойства, способы употребления? Есть желающие?
Молчание.
— Хорошо, — сказал Чередовский. — Хорошо — в смысле плохо. Гранаты — это «карманная артиллерия», незаменимы в ближнем бою. В том числе и трофейные. Слушайте и смотрите сюда…
После занятий Чередовский ушел. В блиндаж спустился Пощалыгин — отстоял на посту, мокрый с головы до пят, на подошвах — наросты грязи, налипшие листья. Гукасян отослал его назад:
— Железка прибита у входа. Специально, чтоб соскребать грязюку. Что?
Пощалыгин, ворча, удалился. Вернулся улыбающийся:
— Товарищ старшина, разрешите повеситься?
— Вешайся, остряк.
— Посушим драп-дерюгу!
Пощалыгин снял плащ-палатку, шинель, повесил на гвоздях на столбе у печки. Заботами старшины в центре блиндажа установлена бочка-печка. Она дымит, но тепло дает. От развешанных шинелей и плащ-палаток пар. У печки гнут спины ротный сапожник и ротный портной. Шубников катает, мнет хлебные шарики и, как знаток сапожного искусства, говорит:
— Чичибабин, разуй глаза. Кто ж так сучит дратву? Где тебя учили, горемыку?
— Я не горемыка, товарищ младший сержант, — отвечает Чичибабин. — И я не напрашивался в сапожники. Старшина определил на сегодняшнее число, я исполняю. Как могу. Лучше можете — вот вам колодка, дратка, шило…
— Чичибабин, Чичибабин, я же командир отделения, у меня свои обязанности, — вздыхает Шубников и отправляет в рот катышек.
Пощалыгин спрашивает:
— А зачем ты из хлеба шарик катаешь? Рубай натуральный!
— Представь, мне так больше по нутру.
— Погреться бы! — говорит Пощалыгин. — Товарищ старшина, скоро будут наркомовские сто грамм выдавать?
— Когда положено, тогда и выдадим. А тебе только бы пить, Пощалыгин.
— Точняком, сильно слабый я на водку. У нас, в городе Чите, товарищ старшина, возле завода — чайная, покрашена в зеленый цвет. Там перцовка, сибирские пельмени… Что может быть завлекательней?
— Завлекательней может быть армянский коньяк три звездочки и форель. Ты слыхал, что такое форель? Это рыба из озера Севан, там на берегу ресторанчик. О, Армения! Ты слыхал, что такое Араратская долина? Море виноградников! А что такое Арарат? Это священные для армянского народа горы — Большой Арарат и Малый. На Малом снег тает только в июле, на Большом — круглый год не тает!