Глава 14
Нана. Пестрый дом
Новый Орлеан, штат Луизиана
Вечер субботы, 27 августа 2005 года
Выйдя из лавки, Дюпри поднялся по Урсулине и устремился к Треме, но затем углубился в хитросплетение улиц, чтобы оказаться у кладбища. Он понимал, что у него слишком мало времени, чтобы откладывать визит на другой раз. Несмотря на прошедшие годы, Дюпри ориентировался здесь не хуже, чем в детстве, и безошибочно угадывал направление, словно по стрелке компаса, которая всегда указывала на могилу родителей. Двое работников кладбища поднялись по ступенчатой тропинке и сняли висевший на темной изгороди плакат, предлагавший экскурсии по территории.
— Мы закрываемся, приятель, — предупредил один из них, заметив наблюдающего за ними человека.
— Я всего на минуту. Хочу убедиться, что фамильный склеп выдержит ураган, — ответил Дюпри, уверенный, что его приняли за отставшего от экскурсии туриста.
Работник посмотрел на Дюпри, окинул взглядом его одежду и подозрительно спросил:
— Что за семья?
— Сабрие-Дюпри, — невозмутимо ответил тот.
— О, конечно, месье! — воскликнул работник, пропуская его вперед.
Дюпри повернул налево и зашагал вглубь кладбища. По сравнению с детскими воспоминаниями оно казалось ему другим — больше и одновременно меньше. Пока он шагал между рядами усыпальниц, расположенных значительно ниже уличной мостовой (почвы в тех местах болотистые), им снова овладело забытое с детства странное чувство. На многих плитах едва можно было различить имена их бессловесных хозяев. Дойдя до конца тропы, Дюпри остановился и поискал взглядом знакомую могилу. Открывшееся ему зрелище было удручающим. Он помнил усыпальницу возвышавшейся метра на полтора над землей, с каменной табличкой, на которой были выгравированы имена родителей. Теперь же склеп настолько обветшал, что по его бокам обнажился бурый кирпич. Плита разбилась, в углу зияла глубокая трещина. Поднимавшаяся с земли сырость образовала темный налет, въевшийся в камень. Почти вся его поверхность была погребена под слоем серой грязи, зеленоватой на выгравированных именах. Если б он не знал, что там написано, то даже не смог бы разобрать их. Понимая, что это бесполезно, Дюпри протер кончиками пальцев углубления букв и на какое-то время замер, молча глядя на них. По его лицу было непонятно, о чем он думает.
Вскоре агент услышал металлический лязг цепей, которые сторож вешал на ворота, наверняка стараясь греметь погромче. Поскольку ничего другого не оставалось, Дюпри нагнулся, поднял с земли серый камушек, отколовшийся от могилы, положил его чуть ниже имен родителей, а затем поспешил обратно к воротам. Поблагодарив работников, он представил себе, как ветер срывает его маленькое подношение с могильной плиты, под которой рядом с родителями покоились самые мрачные воспоминания, и спрашивал себя, способна ли «Катрина» эксгумировать ужасы.
Дюпри покинул кладбище. На улице Марэ его задержал полицейский патруль Нового Орлеана; офицеры попросили представиться и спросили, куда он направляется, напомнив об обязательной эвакуации. Допрос отвлек Дюпри от собственных настойчивых мыслей. Он показал свое удостоверение, и его отпустили. Когда полицейские были уже далеко, Дюпри поздравил себя с тем, что они не проверили содержимое его сумки.
Он шел между разноцветными домами к нижней части квартала, который казался заброшенным. Окна большинства домов по-прежнему были темными, хотя в это время обычно принято было зажигать свет. С террас исчезли кресла-качалки и кадки с растениями, а вдоль галерей сиротливо висели пустые веревки, на которые обычно подвешивали вьюнки и лианы. Ставни окон, не заколоченных досками, были заперты с помощью цепей, на которых висели замки. Кое-где напротив домов толпились их обитатели, садившиеся в автомобили, переполненные вещами, которые они не желали оставлять дома.
Наконец Дюпри увидел его. Пожалуй, это был один из самых красивых домов на всей улице. Как это часто бывает с воспоминаниями детства, сейчас дом казался ему совсем маленьким, но Нана явно заботилась о нем: стены были выкрашены в желтый цвет, наличники — в белый, а обрамляющие окна ставни — в темно-зеленый. В детстве Дюпри часто обмакивал кисть в краску и проводил ею по фасаду снова и снова, не столько ради необходимости, сколько для чистого удовольствия от процесса. У дома было два этажа и четыре больших окна, выходящих на узкое, чуть шире балкона, крыльцо. Впереди располагался небольшой палисадник, окруженный невысоким белым забором. Дюпри толкнул калитку и увидел, что со столбов волнами свисают сверкающие фонарики, оставшиеся после Марди Гра[9], — Нана обычно выбирала зеленые, золотые и фиолетовые, чтобы отдать дань уважения городу и привлечь в дом справедливость, богатство и веру.
9
Марди Гра (