Мейр и Жак тащили свою пыльную ношу к металлическому столу, на котором лежал открытый мешок. Осыпавшееся песком бревно положили на марлю, ставшую похожей на саван, и застегнули молнию на мешке, который оказался мешком для трупов. Дюпри отвел взгляд и, хотя воздуха ему не хватало, постарался не дышать глубоко.
— У меня всегда возникает соблазн спросить, где они такое достают… — Голос Мейра звучал сухо, как песок, прилипший к медицинской маске, которую он отодвинул от лица, не снимая перчаток. Слепой глаз выглядел иначе, нежели помнил Дюпри; он будто позеленел, а его обладатель, осознавая эффект, произведенный на зрителя, выдержал его взгляд пять секунд, прежде чем подмигнуть со словами: — А ну-ка, покажите, что там у вас.
Дюпри протянул ему тысячедолларовую купюру[5].
— Видите ли… — начал он.
— Ни в коем случае, — отрезал Мейр. — Я сказал, что испытываю соблазн, но это не означает, что я ему поддаюсь. — Одной рукой он извлек купюру из пластикового файла, а другой притянул свисающую с потолка газовую лампу, чтобы разглядеть ее на свет. — Итак, Гровер Кливленд, наш двадцать второй и двадцать четвертый президент, единственный, кто занимал свой пост в Белом доме два срока с перерывом.
— Могу гарантировать, что купюра настоящая, — сказал Дюпри.
— Я вам верю, хотя на этих купюрах нет ни полосок, ни водяных знаков. Большая редкость. Но вы знали, что должны были его принести, и при этом их не так много, чтобы подделывать. К тому же мои дети не позволили бы вам подняться, если б заподозрили что-то не то. — Он улыбнулся. — Я говорю о вас, а не о банкноте.
— Это ваши дети? — удивился Дюпри. — Калеб и Эмма? Боже мой, как летит время! Я помню их совсем маленькими…
Его замечание заставило Мейра потерять интерес к купюре. Он шагнул к агенту и даже снял очки, изучая его лицо.
— Эндрю Алоизиус Дюпри, — пробормотал он так, словно перед ним призрак. Сделал еще шаг и, казалось, готов был его обнять, но вместо этого снова надел очки, взял его руку и крепко сжал. — Теперь я знаю, что дело серьезное; в противном случае тебя здесь не было бы.
Дюпри покачал головой, делая вид, что с интересом осматривает своеобразный интерьер комнаты: не хотел видеть обращенный на него глаз. Вместо этого он покосился на пряди человеческих волос всевозможных оттенков, которые, подобно тканевой завесе, свисали с потолка. На столе стояла посудина с пробковой крышкой, наполненная зубами. Рядом расположились банки с округлыми белыми существами, плавающими в растворе формалина, и картонные коробки с высушенными частями животных, землей, белым и черным порошком. С потолка на вешалках свисали саваны, на которых сохранились красновато-коричневые отпечатки человеческих тел, лежавших в них годами, как будто души их владельцев все еще льнули к ним.
— Что тебе нужно?
Из того же кармана, откуда достал купюру, Дюпри извлек исписанный карандашом листок и протянул Мейру. Тот наклонил голову, вчитываясь в содержание, затем поднял глаза и пару секунд внимательно изучал лицо Дюпри.
— Вряд ли это для тебя.
— Верно. Это для Наны.
— Нана… — пробормотал Мейр, поворачиваясь в глубь зала. — Жак! — крикнул он и помахал листком, чтобы человек увидел его из глубины комнаты, где продолжал работать. — Надеюсь, ты еще не упаковал le petit enfant[6]. У мистера Кливленда есть заказ, и ему понадобится кусочек.
Глава 12
Окна
Новый Орлеан, штат Луизиана
Джонсон передал Шарбу ключи от черного внедорожника, припаркованного у ворот Восьмого участка. Полицейский из Нового Орлеана восхищенно присвистнул, рассматривая машину сотрудников ФБР.
— Отель далеко? — спросил Джонсон, устраиваясь на заднем сиденье рядом с Амайей. Билл и Булл сразу же заняли передние сиденья, не предоставив им выбор.
— Пять минут на машине, десять-двенадцать пешком… — ответил Булл.
Несмотря на включенный кондиционер, Амайе было жарко, словно к вечеру у нее поднимется температура или сильно разболится голова. Она прижалась лбом к прохладному стеклу и посмотрела на улицу. Разноцветные ухоженные особняки чередовались с домиками попроще. Традиционные shot gun[7] соседствовали с французской архитектурой и остатками испанского колониального стиля. Свежие сосновые доски прикрывали нарядные фасады у одних домов и окна у других. Амайя заметила, что на улице совсем не осталось припаркованных машин.
Людей тоже не было видно, только рядом с полицейским участком. Подняв глаза, Саласар увидела женщину, которая выглядывала из окна, придерживая кружевную занавеску, похожую на сложенный веер. На улицу она смотрела осторожно, украдкой. Память Амайи вернулась в Элисондо, на улицу Сантьяго, где она тысячу раз видела похожие лица за окном. Амайя была уверена, что тонированные стекла автомобиля не позволяют женщине увидеть ее; тем не менее, повинуясь общему для всего мира правилу, когда машина проезжала мимо ее дома, женщина отпустила свой импровизированный веер, вновь скрываясь за занавеской.
7
Самый популярный стиль домов на юге США с конца Гражданской войны и до 1920-х годов. Характеризуется узкими прямоугольными домами, обычно не более 4 м в ширину, с комнатами, расположенными одна за другой.