— Можно сказать, что эвакуация прошла успешно, — заметил Джонсон, вернув ее в реальность. — Людей нет, машин почти не осталось, большинство горожан приняли меры предосторожности, чтобы защитить свои дома…
Шарбу повернулся к Джонсону и, казалось, собирался что-то сказать, но промолчал; он смотрел на него так долго, что, хотя они ехали по жилой улице и машина двигалась едва ли со скоростью двадцать пять миль в час, Амайя испугалась, что они в конечном итоге врежутся в фасад одного из домов. Но затем он снова сосредоточил свое внимание на дороге, так и не сказав ни слова. Вместо него заговорил Джейсон Булл:
— Восьмой округ — одно из лучших мест в Новом Орлеане. Рядом с районами, где гуляют туристы, всего в двух кварталах от Французской улицы. Бары и рестораны тут чередуются с заведениями, где играют джаз. Возможно, они не такие элегантные, как во Французском квартале, зато достаточно стильные, чтобы создать у посетителей ощущение аутентичного Нового Орлеана. И все это — обманка для туристов. Мы знаем, что вам надо в отель, что у вас важная работа, но не можем вести вас завтра в город, если вы ляжете спать, не увидев Новый Орлеан. Невозможно преследовать убийцу, если не знаешь, где оказался, и не имеешь понятия о том, как устроен город. Черт возьми, даже ваш отель находится в гребаном Французском квартале!
Джонсон посмотрел на часы. Амайя была уверена, что он не станет терять время впустую. Они договорились с Дюпри просмотреть дела до его возвращения, а Джонсон с момента знакомства показал себя человеком точным и аккуратным; ослушаться приказа Дюпри, пусть даже на несколько минут, наверняка казалось ему чем-то из ряда вон выходящим. Однако он кинул взгляд на Амайю, согласно кивнул и сосредоточил все свое внимание на проносящемся за окном городе.
Авеню Симона Боливара осталась позади. Всего пять минут вглубь города — и уже их окружала совсем другая атмосфера, нежели в Восьмом округе. На улицах было гораздо больше жизни. Несмотря на усилия отдельных домовладельцев придать району пристойный вид, чаще всего дома выглядели неопрятно, словно выцвели и полиняли в результате многолетнего воздействия дождя и солнца. Некоторые строения и вовсе были покрашены в разные цвета, как будто не хватило краски и в последнюю минуту их решили покрасить в тот цвет, который был под рукой. Большая часть домов никак не была защищена от урагана. Амайя видела окна, заклеенные скотчем или клейкой бумагой. Часто жители ограничивались тем, что убирали кресла с крыльца; впрочем, кое-где по-прежнему сидели старики и даже дети. Вместо золотистых сосновых досок для защиты окон местные жители использовали любой подручный материал — куски пластика, цветной брезент, грязные деревяшки, из которых торчали ржавые гвозди. По мере продвижения им попадалось все больше маленьких ветхих домишек, похожих на продолговатые сараи. Сады исчезли, вместо них виднелись залитые цементом дворики; жардиньерки сменились пластиковыми бочками, служившими горшками для пышных белых цветов. Между домами виднелись мусорные свалки, ржавые остовы автомобилей с открытыми дверцами и выпотрошенными сиденьями, чье содержимое напоминало внутренности сбитого машиной животного. Проезжая мимо одного из дворов, они увидели группу подростков, окруживших «Бьюик» с открытым капотом. Тот, что стоял ближе к улице, подал знак остальным. Ребята отвернулись, во всем их облике чувствовалась враждебность и отчуждение; кое-кто красноречиво поднял навстречу машине средний палец, в то время как другие что-то выкрикивали. Булл повернулся к Джонсону и Амайе.
— У меня жена и двое малышей; они в Атланте у ее родителей. Те очень рады, что семья живет у них, и при каждом удобном случае напоминают жене, что Новый Орлеан — помойка. Моя мама тоже живет с ними. Я всю семью отсюда перевез.
— А я нет, — сказал Билл Шарбу. — У меня тут тетя, младшая сестра моей матери; она у себя в квартале вроде как активист, вот и решила не уезжать; сидит дома в Девятом округе, и никто не заставит ее сдвинуться с места. Вы должны понимать, что вокруг много таких людей, как моя тетя: могут уйти, но решили остаться. А есть и другие, такие, как эти уличные парни. Они здесь выросли. Здесь их дом, их улица, их друзья и все, что у них есть. Они всю жизнь плохо жили, и ураган вряд ли чем-то их удивит. Их принципы не позволяют уехать, но они как бы сами по себе, игнорируют систему. Эти парни останутся здесь, и поверьте, они готовы защитить свою улицу, свой дом и свою семью, рискуя собственной жизнью, причем даже от тех, кто якобы хочет им помочь.